Эйзенхауэр торжествовал, сознавая, что его военная миссия увенчалась грандиозным успехом. Еще в ночь на 7 мая в Реймсе после подписания акта о капитуляции он собрал своих непосредственных подчиненных и поручил каждому составить коммюнике для прессы и радио, пообещав, что будет использован самый лучший вариант. Все написали торжественные тексты, изобиловавшие словами о великой победе. Прослушав все варианты, Дуайт склонился над столом, написал: «Миссия союзных сил выполнена в 2 часа 41 минуту местного времени 7 мая 1945 года» — и передал этот текст средствам массовой информации{379}.
Эйзенхауэр собирался вылететь в Берлин для участия в подписании повторного акта о капитуляции, но его отговорили советники и помощники, недовольные, как и он сам, фактом повторного подписания.
Триумф победы
Триумф Эйзенхауэра продолжался. В связи с германской капитуляцией он получил радиограмму от Маршалла, написанную в обычно не свойственном ему, но вполне соответствовавшем моменту братском духе, дававшую событиям должную оценку: «Вы завершили выполнение своей миссии величайшей победой в истории войн. С величайшим успехом Вы командовали наиболее мощными вооруженными силами, которые когда-либо были сведены воедино… Вы самоотверженно руководили акциями, будучи всегда разумным и терпимым в своих суждениях, и постоянно достойны восхищения храбростью и мудростью Ваших военных решений»{380}.
«Ко времени капитуляции Эйзенхауэр стал наиболее знаменитым и успешным генералом»{381} — справедливая оценка С. Амброза. И на родине, и в Европе возник «эйзенхауэровский бум», своего рода культ. Поскольку президента Рузвельта уже не было в живых, а президент Трумэн еще не успел проявить себя, Эйзенхауэр оказался на третьем месте в мире по известности — следом за Черчиллем и Сталиным. Даже при желании сменить мундир на штатскую одежду, поля сражений на тихую сельскую жизнь, сотрудничество с главами государств и правительств, с высшими военными чинами на общение с семьей теперь было невозможно. Главнокомандующий союзными войсками в Европе был сравнительно молод — немногим более пятидесяти лет, и почти всем (кроме, может быть, его самого и его супруги) было ясно, что ему еще предстоит потрудиться на высоких должностях. От Эйзенхауэра ожидали новых заметных деяний, вначале скорее военных, но по мере того как война начинала отходить в прошлое, и государственных. Недаром президент Трумэн уже в июне 1945 года заявил Дуайту, что готов сделать для него всё необходимое, включая поддержку на президентских выборах 1948 года, если, конечно, генерал объявит о своей принадлежности к Демократической партии{382}.
Это предложение Эйзенхауэр отклонил с ходу. Во-первых, он как человек военный не мог баллотироваться на президентский пост, а из армии если и собирался уходить, то только на покой (во всяком случае ему так казалось). Во-вторых, не принадлежа ни к какой партии, он по своим взглядам был значительно ближе к республиканцам. Это совершенно четко прозвучало в ответных словах: «Мистер президент, я не знаю, кто будет вашим соперником в борьбе за президентство, но только не я»{383}. Так в предельно краткой форме Эйзенхауэр выразил, что от демократов на президентских выборах будет выступать именно Трумэн, а сам он склоняется к республиканцам, но в выборах участвовать не намерен.
Пятнадцатого мая Дуайт в сопровождении Кей, ее матери и генерала Брэдли побывал в Лондоне. Они посетили памятные места, где располагалась ставка, а вечером отправились в театр. И без того циркулировавшие слухи были подогреты тем, что Кей сидела в ложе рядом с Дуайтом. Их моментально сфотографировали, и в следующие дни этот снимок облетел мировую прессу.
Кто-то в зале крикнул: «Произнесите речь!» — и весь зал откликнулся эхом: «Речь!» «Речь!» Генерал сказал лишь: «Я рад вновь побывать в стране, где могу говорить на почти родном ей языке», — но его слова утонули в бурных овациях.
Не прошло и месяца, и 12 июня Дуайт вновь приехал в Лондон, на этот раз для участия в официальных торжествах по случаю победы. Утром он решил погулять в Гайд-парке, но тотчас был узнан. Его окружила толпа, стали задавать вопросы, требовать автографы. Дуайта едва спасли подоспевшие полицейские, и на их машине он возвратился в свою резиденцию.
Затем в конном экипаже Эйзенхауэр проехал по центральным улицам в городскую ратушу, где лорд-мэр британской столицы наградил его Почетным мечом. После этого Дуайт произнес заготовленную речь, в которой подчеркнул, что меч, врученный ему, является признанием заслуг миллионов людей, восстановивших мир на земле, ковавших победу в союзных странах. Вслед за этим он вместе с Черчиллем, обнимавшим его за талию, вышел на балкон, под которым собрались тысячи лондонцев.