Атмосфера в Вашингтоне в конце июня, в июле 1950 года ничем не напоминала ту напряженную деловую атмосферу, которая царила здесь в декабре 1941 года. Что касается самого Эйзенхауэра, то он переживал, что остается в стороне и, не имея возможности пользоваться свежей информацией, комментирует события, вместо того чтобы находиться в центре их, как в 1941 году. Но каковы бы ни были недостатки такой позиции стороннего наблюдателя, она имела свои преимущества. Одним из таких преимуществ была возможность давать советы без необходимости принимать решения. Так, он мог подсказать Трумэну принять программу ускоренного перевооружения, но ложившиеся на плечи Президента все связанные с этим юридические, экономические и политические проблемы его не касались. Например, он мог обвинять правительство — как позже и сделал, когда его правота стала очевидной, — в том, что советовал действовать активнее в Корее, но оно проигнорировало его совет.
Осенью 1950 года Эйзенхауэр почувствовал настоятельную необходимость уйти из Колумбийского университета. Народ был вовлечен в войну, мир переживал кризис, и старый солдат хотел участвовать в сражении.
Удача улыбнулась ему, настал его час. В 1949 году США и народы Западной Европы объединились в Североатлантический союз (НАТО). Перевооружение, не проводившееся, пока не началась война в Корее, теперь шло полным ходом. США осуществляли обширную программу по перевооружению, и Трумэн объявил о намерении отправить в Европу, в совместные силы НАТО, значительное количество новых соединений. Лидеры государств по обе стороны Атлантики единодушно решили, что Эйзенхауэр и есть тот "единственный человек", который сможет командовать войсками НАТО. В октябре 1950 года Трумэн вызвал Эйзенхауэра на совещание в Белый дом, где "просил" генерала принять назначение. Ответом Эйзенхауэра было: "Я солдат и готов выполнить любые приказания старших по должности"*23.
Это было идеальное назначение. Будучи командующим войсками НАТО, штаб-квартира которых располагалась в Париже, он может не комментировать события внутриамериканской и партийной жизни. Возвращение в Европу обеспечит ему место на первых полосах газет всего мира. Он сможет говорить, причем так, что к нему прислушаются, на самую дорогую для него тему: об Атлантическом союзе. У него будут ежедневные деловые контакты с главами правительств Западной Европы, а это только пойдет на пользу его образу одного из ведущих государственных деятелей мира. Его репутация величайшего солдата Запада еще укрепится. Благодаря этому посту он окажется в эпицентре крупнейших событий. Такой пост потребует усилий, достойных его талантов. Сыну Джону он объяснил: "Я расцениваю этот пост как самый ответственный из всех, какие есть в армии"*24. Он сможет оживить и укрепить отношения со множеством своих британских и французских друзей, завести новых среди западногерманских лидеров. Единственное, что его беспокоит, говорил он, это жена; у Мейми "сердце год от года слабее, и мне больно думать", что придется заставлять ее опять куда-то переезжать. Про себя же он знал, что будет счастлив, когда почувствует: "Я делаю все, от меня зависящее, в этот, как я уверен, кризисный для мира момент"*25.
Самое же замечательное, что он получает возможность сохранить результаты победы, одержанной под его командованием в 1945 году. Слишком невыносимо было представлять себе Европу, которую он освободил, поверженной и порабощенной Красной Армией — перспектива, в конце 1950 года казавшаяся вполне реальной. Он говорил Сведу: "Я склонен рассматривать наши усилия как последний шанс, который позволит выжить западной цивилизации"*26.
Но если Трумэн подобрал Эйзенхауэру превосходную роль, то Эйзенхауэру предстояло сыграть ее. Должность была едва ли не церемониальной; требования — реальными; возможность провала — велика. Единственное, что Совет НАТО решил определенно, — главнокомандующим будет Эйзенхауэр.
Но главнокомандующим чего? Многонациональных сил? Свободного объединения самостоятельных национальных армий? Какова будет численность войск? Откуда они возьмутся? Трумэн сказал, что намерен послать больше американских дивизий в Германию — две уже прибыли,— но Тафт и старая гвардия республиканцев ставили под сомнение право президента посылать американские войска в Европу в мирное время.
И хотя никто не решается говорить об этом открыто, все понимают, что без германских частей НАТО не сможет противостоять Красной Армии. Эйзенхауэр сам чувствовал, что "безопасность Западной Европы требует более заметного участия Германии", но Западная Германия еще не является суверенным государством, она не член НАТО, да и в любом случае французы, голландцы, бельгийцы и другие придут в ужас от перспективы возрождения немецкой армии спустя всего пять лет после того, как они освободились от нацистов. Добиться согласия на перевооружение Германии будет непросто. Столь же непросто будет осуществить общеевропейское перевооружение.