Эйзенхауэр ощущал себя несправедливо обиженным, причем со стороны человека умного, которого он уважал больше, чем кого-либо другого. "В заключение хочу сказать, что мы ищем возможности использовать наши воздушные и морские силы, чтобы нанести урон противнику... Я не вижу, как любой другой мог бы с большей энергией и разумением ускорить операции или атаковать решительнее, но не переходя допустимого риска, чем это делал я".
Когда Эйзенхауэр диктовал, пришло сообщение от Черчилля. Премьер-министр поздравил Эйзенхауэра с высадкой в Салерно и добавил: "Как сказал герцог Веллингтон о битве при Ватерлоо, "это могло кончиться как в ту, так и в другую сторону". Черчилль писал, что он гордится Эйзенхауэром и его "рискованной" политикой. Эйзенхауэр с радостью переслал это послание Маршаллу со следующим комментарием: "Я уверен, что Черчилль считает меня азартным игроком" *73.
Был Эйзенхауэр азартным игроком или нет, но к 26 сентября он вел медленное, прямое, дорогое наземное наступление на Рим. Он все еще надеялся взять город к концу октября, но жестоко ошибся. Погода, пересеченная местность, сопротивление врага заставляли войска буквально ползти. Военно-воздушные силы союзников не могли действовать из-за проливных дождей, танки теряли маневренность на бездорожье, артиллерия вязла в грязи, и не было десантных судов, чтобы воспользоваться преимуществом на море, поэтому все плюсы Эйзенхауэра оказались практически бесполезными, в то время как немцы использовали свое более чем двукратное преимущество (одиннадцать дивизий сражались с двадцатью пятью немецкими дивизиями), чтобы сделать каждый шаг союзников вперед кровавым и дорогостоящим. Весь октябрь и ноябрь 5-я и 8-я армии пытались атаковать, но с минимальным успехом. Немцы добились в Италии патового положения.
Новый штаб Эйзенхауэра разместился во дворце Казерта к северу от Неаполя. Его собственный кабинет по размерам напоминал вокзал. Он протестовал, но напрасно. Его сотрудники, как и генералы, страдали комплексом победителей. Проплывая вокруг Капри, он заметил большую виллу.
— Чья это? — спросил он.
— Ваша, сэр, — ответил кто-то.
Организовал все Батчер. Кивнув на другую, больше первой, виллу, Эйзенхауэр спросил:
— А эта?
— Эта принадлежит генералу Шпаатцу.
Эйзенхауэр взорвался.
— К черту, это не моя вилла! А та не генерала Шпаатца! Пока я здесь командую, ни одна из этих вилл генералам принадлежать не будет. Там будут центры отдыха для фронтовиков, а не игровые площадки для генералитета!
Он говорил это вполне серьезно. Когда они возвратились на берег, он отправил Шпаатцу телеграмму: "Подобные вещи в корне противоречат моей политике и должны быть немедленно прекращены" *74.
Забота о подчиненных увеличивала популярность Эйзенхауэра. История с Капри и несколько других подобных быстро стали известны в частях и, естественно, ободряли людей. Ничто так не радует рядового, воюющего в итальянской грязи, как сведения о том, что Эйзенхауэр поставил на место Шпаатца и других генералов. Тот факт, что Эйзенхауэр ругался, как сержант, нравился солдатам. Нравились и его частые поездки на передовую, особенно потому, что он выслушивал жалобы людей и, если мог, помогал им.
Сам Эйзенхауэр любил убежать на передовую от важных персон, которые прибывали на его театр военных действий в больших количествах. Беседы в войсках восстанавливали его энергию. "Наши солдаты превосходны," — писал он Мейми. "Мне всегда казалось, что чем ближе к фронту, тем выше дух и тем меньше политиканства. Никто не знает, как я люблю бродить среди них — у меня всегда поднимается настроение после дня, проведенного с настоящими бойцами" *75.
Радовали его и новости из Вашингтона о том, что Мейми поправляется. Многие из прибывающих к нему важных персон недавно видели Мейми, и "все докладывают, что ты [Мейми] в прекрасной форме и хорошем настроении и что тобой, как человеком тактичным, здравомыслящим и скромным, гордится вся армия". Айк сообщил ей, что жена брата просит его "приказать" Мейми переехать на зиму в Сан-Антонио. Он пишет Мейми: "Я отдаю много приказов, но попробовал бы я отдать тебе хоть один!" *76
Президент США посетил Средиземноморье по пути в Каир на встречу с ОКНШ. Эйзенхауэр вылетел для встречи с Рузвельтом в Оран, а затем сопровождал его в поездке по Тунису, где они на машине объехали поля сражений, теперешних и древних, и много говорили. Рузвельт быстро переходил от одной темы к другой, Эйзенхауэр нашел его превосходным собеседником.
В один из моментов Рузвельт затронул "Оверлорд" — это было новым кодовым именем для наступательной десантной операции через Ла-Манш. Он сказал, что ему невыносима мысль остаться в Вашингтоне без Маршалла, но добавил: "Вы и я, Айк, знаем имя начальника штаба в Гражданскую войну, но обычные американцы его не знают" *77. Он считал справедливым, чтобы Маршалл имел возможность оставить след в истории как командующий полевой армией. Позднее в тот же день адмирал Кинг, сопровождавший Рузвельта в поездке, сказал Эйзенхауэру, что он настойчиво советовал Президенту оставить Маршалла в Вашингтоне, но не преуспел. "Мне ненавистна мысль потерять генерала Маршалла как начальника штаба, — сказал Кинг Эйзенхауэру, — но моя потеря компенсируется тем, что на его место заступите вы". Эйзенхауэр отнесся к сообщению Кинга как к "почти официальному уведомлению о сдаче поста и возвращении в Вашингтон" *78.