Для Малевича Шагал был академистом; он сопоставлял существующее или по крайней мере имеющее некоторую аналогию с существующим, и, насколько я помню, Малевич ограничивал работу Шагала в Витебске, не давал ему учеников. Это была борьба направлений.
То, что сделал Малевич в Витебске, тоже было по-своему реально, хотя и фантастично. Красный запущенный город хотелось преобразить сейчас. Его нельзя было перестроить, его можно было только, торопясь, переосмыслить живописно. Так, Натан Альтман и другие художники во времена первых празднований Октябрьской революции конструкциями закрывали колонны старого Петербурга, как бы сдвигая александровские колонны.
Так проехал через переосмысленный Витебск Эйзенштейн по дороге в Москву.
Город во тьме
Трамваи ночуют на улицах – то ли отключили не вовремя ток, то ли времени не хватило трамваям доехать до трамвайных парков. Неубранные трамваи печальны.
Молодой Александр Аренский, сын композитора, как бывший москвич, вел Сергея Михайловича: оба несли за плечами мешки.
Сейчас их называют рюкзаками; мы называли «сидорами».
Это мешки без застежек с длинной лямкой. И сейчас я мог бы показать, как сделать петлю на лямке: накинуть на кисть руки, собрать края мешка, всунуть сборки в петлю и разделить лямки так, чтобы они легли на оба плеча.
В «сидорах» носили хлеб, сахар, который всегда был в хлебных и табачных крошках.
Солдату выдавалась махорка в маленьких ненарядных сереньких длинненьких пачках по осьмушке. Табак на черном рынке того времени был валютой – хлеб и молоко за табак давали охотно…
Молодые красноармейцы с «сидорами» на плечах пошли по черным лестницам – парадные лестницы все закрыты, черные не прибраны, но все же проходимы. Почему закрыли все парадные ходы, я не знаю, но был такой обычай в Петербурге и Москве. На парадных лестницах обитали только привидения.
И сейчас случается: построят хороший дом или магазин, и сразу закрывают главную дверь. Как-то удобнее, когда победней.
Шли. Звонили, но чаще стучали: не везде был звонок.
Открывали не сразу. Выходил один жилец. Звал другого:
– Не к вам ли?
Аренский называл фамилию, к кому он. Не сразу появлялся другой. Александр Аренский начинал:
– Я к вам. Я – сын композитора Аренского, – и называл имя.
– Пожалуйста, – говорили из темноты.
– Но вот со мной один мой фронтовой товарищ…
– Знаете, – отвечал голос из темноты. – Мы боимся. Простите, такое время, мы не знаем вашего товарища… потом сыпняк.
С тихим разговором громко закрывали дверь. Приятели шли по бульварам. Была глубокая осень. Дальше вы все можете сами рассказать. Не хочу описывать, как шуршат мокрые листья. Я тоже много ходил, искал пристанища.
Бульвары, палисадники, невысокие дома, очень много двухэтажных домов, большие двери… Везде темно. Лестницы. Опять стук…
– Я сын композитора Аренского.
– Здравствуйте, Саша. Входите.
– Я с фронтовым товарищем.
– Ах нет, мы не можем… – Двери закрываются.
И опять переулки, улицы, проходные дворы. Москва большая. Наконец Саша Аренский сказал:
– Знаешь, Сережа, я был женат; жена ушла к режиссеру Валентину Смышляеву. Мы не поссорились, оба они хорошие люди. Мы к ним придем и войдем. Сразу садись на пол до разговора. Не можем мы ходить до утра.
Пришли. Это было около Смоленского рынка, поближе к Арбату. Невысокие дома. Бульвары, тогда еще не вырубленные. Крыши трамваев, застрявших ночью на изношенных рельсах, пестры от листьев.
Позвонили.
Смышляевы приняли Аренского хорошо. Усталый Эйзенштейн сел.
– А это кто? – спросил Смышляев.
– Это мой друг, – ответил Аренский, – театральный художник Сергей Эйзенштейн.
– Театральный? – спросил Смышляев. – В самом деле художник?
– Он делал у нас постановки, – сказал Аренский. – Очень талантливо.
Начали накачивать примус. Заварили чай. Гости вынули хлеб, сахар в крошках.
Оказалось, что Пролеткульт ищет театрального художника.
Пролеткульт был или считал себя на левом фланге театрального искусства.
Считалось, что на правом фланге находятся: Московский Художественный театр, Малый театр и Александринка. Но в Александринке был поставлен «Маскарад».
Московский Художественный театр жил Станиславским, но Станиславский был не на правом фланге, а в пути.
Декоратор идет на работу, не зная будущего
В Москве много разнообразных театров.