Дзержинский присел, закурил и задумался. Не докурив, смял «самокрутку», бросил в пепельницу:
— А знаете, Петерс, лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!
Дзержинский озабоченно взглянул в глаза Екабу. Сказал тихо:
— Это из Гете, но лучшего сейчас не придумать.
Многим Петерс казался странным: молчаливый, упрямый, часто резко неуступчивый. Но еще более странным казался Дзержинский, человек с бледным худым лицом и запавшими, всегда горящими глазами, бесстрашный, беспощадный в первую очередь к себе. В скупое свободное время, оторванное от крайне ограниченного сна, читал «Фауста».
В тот же день было совершено покушение на В. И. Ленина.
Известие было страшным. Бурей ворвалось оно в комнату Петерса. Стало невыносимо тревожно на душе, холод побежал по телу. Не могло успокоить и то, что сам Ленин говорил: «В настоящее время ни один большевик в России не может уклониться от опасности». Личная безопасность для Петерса ничего не значила, но злобный враг поднял руку на вождя революции!
Россия содрогнулась от жестокого преступления.
БРОСОК ЗМЕИ
И снова случилось так, как и во время восстания левых эсеров. Дзержинского рядом не оказалось, на сей раз он был на пути в Петроград. Стрелявшую в Ленина террористку допрашивали Я. М. Свердлов и Я. X. Петерс. Был вынесен смертный приговор революционного суда, оформленный и записанный рукой Петерса. Каплан отправили в полуподвальную комнату Большого Кремлевского дворца. Приехал комендант Кремля П. Д. Мальков, который привел приговор в исполнение. 4 сентября «Известия ВЦИК» сообщили: «Вчера расстреляна Рейд-Каплан, стрелявшая в тов. Ленина». Бесплодными оказались надежды тех, кто стремился эсеровским выстрелом изменить ход истории. Революция защищалась.
31 августа чекисты вошли в здание бывшего английского посольства на Дворцовой набережной в Петрограде. На шум на лестнице вышел атташе Френсис Кроми и, не слушая, что говорят вошедшие (а те предъявили документ на право обыска), выхватил револьвер, открыл огонь. Три чекиста упали, сраженные пулями Кроми. В ответ загремели выстрелы чекистов. Кроми тяжело, как бы нехотя, опустился на ступени лестницы. Прибежал врач. Самый юный из чекистов (это была его первая операция) Иосиф Стадолин был убит, два его товарища тяжело ранены. Врач взял руку атташе, однако близкий друг Локкарта этого уже не чувствовал.
На поиски С. Рейли отправился Петерс. Нагрянули на московскую квартиру Рейли, там никого не обнаружили. Оставили засаду. А Рейли 31 августа находился в Петрограде и, узнав о событиях в английском посольстве, о гибели капитана Кроми, сразу выехал в Москву, где ожидались, как он полагал, решающие события… Петерс не знал, что Рейли заспешил в Москву, а Рейли не знал, что его ждет засада…
Из показаний С. Рейли, данных им в 1925 году: «По дороге с вокзала я купил «Известия», но не читал их, и только по приезде на мою заранее заготовленную квартиру я, развернув газету, увидел, что так называемый локкартовский заговор раскрыт. Положение получилось потрясающее. Связи с моими главными передаточными пунктами были порваны, и я вдруг очутился в воздухе. Кроме того, полная неизвестность о размерах провала и о лицах, ими захваченных… Моя беспомощность была полная…»
В первые часы в Москве ему явно повезло: он инстинктивно почувствовал, что надо с вокзала укрыться на запасной явке. Засада ждала его в другом месте. Рейли умел мастерски заметать следы и, как змея, почти никогда не повторял свои тропы. Потом он признавался: «Иногда к вечеру я ходил на ту квартиру, в которой в данный момент ночевал (редко больше 3–4 дней на одной квартире), приводил в порядок все собранные мною сведения».
Очутившись «в воздухе», Рейли сумел быстро спуститься на землю. Он обошел засаду, а вечером перебрался к артистке художественного театра А. А. Оттен. Она считала его офицером английской миссии, и (как заявит потом на суде) Рейли ухаживал за нею и ей нравился. Суд оправдает артистку. В следующую ночь Рейли «нанес визит» другой «знакомой» — машинистке ВЦ И К Ольге Старжевской, которую впервые встретил в фойе Большого театра во время работы съезда Советов. Рейли представился тогда служащим в советском учреждении, и за взятку в 20 тысяч рублей она выписывала Рейли пропуска в Кремль. Теперь, ночуя у Старжевской, Рейли сознался, что он вообще не русский, а англичанин. Сгаржевскую суд приговорил к трем годам тюрьмы.