– Я могла бы с тем же успехом жить в монастыре! – жаловалась Екатерина Марии и Франсиске.
– Аминь, – надув губы, произнесла Мария. – Мы все обречены жить в бедности, послушании и целомудрии!
– Я обрежу волосы и буду носить платок! – пригрозила Франсиска.
Екатерина через силу улыбнулась:
– Из нас вышли бы ужасные монахини!
Но письма доньи Эльвиры их величествам еще ухудшили ситуацию. Когда король пригласил Екатерину в Вестминстерский дворец на празднование Дня Всех Святых, он наказал ей следовать всем правилам, которые она соблюдала у себя дома. Досадно, но Екатерине пришлось проводить бóльшую часть времени в своих покоях, носить старые, давно забытые испанские платья, и, что было хуже всего, с принцем Генрихом она почти не виделась. Обращения к отцу не возымели никакого действия. Он не отвечал ни на жалобы доньи Эльвиры, ни на ее собственные, все более отчаянные письма.
Приказав подать накидку, Екатерина вышла во двор Дарем-Хауса. Дул свежий, живительный ветер, тени башен резко выделялись на залитой солнцем булыжной мостовой. Таща за собой Марию – разумеется, невозможно было даже подумать о том, чтобы она осталась без сопровождения, а то вдруг еще надумает заговорить с садовником или замурлыкать песенку в присутствии конюха, – принцесса прошла через арку на спускавшуюся к Темзе лужайку. Девушки стояли на пристани над кружащей серой водой, Екатерина видела перед собой широкий простор реки. К северу – больница Савой и лондонский Сити, к югу – Вестминстер, а на берегу все пространство между ними занимали дома знати. По воде сновало множество всевозможных лодок; улицы города были узки и тесны, поэтому река стала главной артерией Лондона.
– Как приятно чувствовать дуновения ветра, – сказала Екатерина. – Я не могла больше оставаться в доме.
– Долго ли еще нам терпеть это существование? – спросила Мария.
– Хотелось бы мне знать! – ответила Екатерина, наблюдая за парившими над водой чайками.
Зловонный запах Темзы неприятно бил в нос, но это было лучше, чем спертый воздух в покоях.
Принцесса все еще стояла на пристани, наслаждаясь видом на город, когда появилась донья Эльвира.
– Ваше высочество, я очень прошу вас вернуться в дом.
Екатерине совсем не понравилось, что дуэнья нарушает этот краткий и доставшийся не без труда момент уединения. Но тут она увидела лицо доньи Эльвиры.
Екатерина лежала на постели, уткнувшись носом в бархатное покрывало, и всхлипывала. Она не желала видеть рядом с собой никого, кроме Марии, потому что Мария знала, каково это – потерять самого дорогого человека. Даже приказала запереть дверь. За свою недолгую жизнь принцесса выдержала уже немало ударов, но этот был худшим, и она не знала, как его перенести.
Умерла ее мать. Изабелла некоторое время болела, но Екатерина этого не знала. Она подозревала, что родители утаивают от нее неприятные новости, чтобы не тревожить; ведь если разобраться, какую помощь, кроме вознесения молитв, она могла бы оказать, находясь так далеко, в Англии? А к Богу Екатерина и без того взывала беспрестанно. Ничего не зная о состоянии матери, она каждый день молилась о здоровье и счастье родителей.
Испания погрузилась в траур по величайшей из своих королев. Слава Изабеллы вошла в легенды; другой такой правительницы больше не будет. Екатерина не нуждалась в пустых утешениях. Это была ее мать, обожаемая и ставшая образцом для подражания. Но завоевания Изабеллы, ее достижения, ее великолепие были ничто в сравнении с любовью, которую она вдохнула в свою младшую дочь.
Голова Екатерины лежала на коленях у Марии, принцесса была опустошена и не могла говорить. Она всегда представляла себе, как в один прекрасный день приедет в Испанию и встретится с Изабеллой; мечтала оказаться в материнских объятиях, услышать ее голос – но голос тот умолк навеки. Трудно было смириться с тем, что ей больше никогда не увидеть в этом мире любимого лица.
Два дня принцесса не выходила из комнаты, отказывалась от пищи, проводила долгие часы на коленях – она молилась об упокоении души Изабеллы, которая, конечно, должна была оказаться на небесах, и без удержу обливалась слезами. Мария, несмотря на всю свою доброту и понимание, ничего не могла поделать с Екатериной. Она выражала сочувствие, она утешала, она корила – все напрасно.