Выбрать главу

Когда принцесса вошла в его кабинет, Генрих поднял взгляд. Лицо его постарело и было изрезано глубокими морщинами. Рыжие волосы поседели и висели жидкими клочьями над меховым воротником. Трудно было поверить, что когда-то он относился к ней с добротой.

– Ваше высочество хотели видеть меня, – сказал Генрих, голос его звучал оживленно, деловито.

Екатерина взглянула на него с мольбой:

– Ваша милость, у меня нет денег. Я нищая. Мой двор упразднен, но я не могу заплатить слугам, которые остались со мной. У меня нет средств на покупку одежды, мне нужно…

– Остановитесь! – приказал король. – Мне достоверно известно, что у вас имеются необходимые средства на жизнь.

– Сир, у меня их нет. И осмелюсь напомнить вашей милости, что по условиям моей помолвки…

– Я знаю условия вашей помолвки. Я вас обеспечил. Вы живете при моем дворе, я плачу за ваше питание. Договор соблюдается.

– Сир, этого недостаточно. Умоляю вас помочь мне! Я почти что голая, все мои платья изношены. Слуги дошли до того, что вынуждены просить милостыню. А комнаты, в которых меня поселили здесь, не подходят даже для судомоек! Это все меня очень расстроило. Я несколько месяцев была на пороге смерти!

Принцесса плакала, не сдерживая слез, больше не боясь разозлить короля.

– Я не виноват в ваших затруднениях! – рявкнул Генрих и закашлялся. Прижимая платок ко рту, обождал, пока не прошел приступ. Когда он снова заговорил, голос был хриплый: – Будьте довольны тем, что я для вас сделал. У меня нет никаких обязательств. Меня обманули с вашим приданым.

– Как это?

– Доктор де Пуэбла передал мне, что король, ваш отец, обещал выплатить его деньгами. До сих пор я не видел ни пенни. А теперь идите. И будьте благодарны, что я даю вам кров и хлеб!

Глаза под тяжелыми веками были холодны, рот с плотно сжатыми губами превратился в жесткую линию.

Исполненная скорби, Екатерина сделала короткий реверанс и скрылась в своих унылых покоях. Это был полный крах всех упований. Может ли быть положение хуже?

Екатерина огладила руками новое платье и выпрямила спину. Головокружение едва не валило ее с ног, но она старалась не обращать внимания. После долгих лет разлуки принцессе не терпелось встретиться со своей старшей сестрой. Хуана и Филипп попали в кораблекрушение у берегов Англии по пути из Фландрии в Испанию и пробились сквозь январские ветры в Виндзорский замок. А сейчас они должны находиться в главном зале, где на празднике, устроенном королем Генрихом, будут отмечать счастливое спасение. Сколько у них будет тем для разговоров! Как королева Кастилии, Хуана непременно поймет затруднения Екатерины и что-нибудь для нее сделает.

Немного раньше тем же вечером в апартаменты принцессы доставили два новых испанских платья – подарки от короля. Екатерина была приятно удивлена этой нежданной щедростью, но потом радость омрачило понимание. Платья были присланы для того, чтобы лишить убедительности любые жалобы на плохое отношение, которые могла бы высказать Филиппу и Хуане принцесса. И все равно они были прекрасны: одно из черного бархата, второе из желтого дамаста с алыми рукавами. Екатерина выбрала черное, хотя оно и подчеркивало ее бледность. Вот только чувствовать бы себя получше. Ей потребовалась помощь Марии, чтобы выбраться из постели и одеться, а сейчас подруга шла на шаг позади, готовая, если понадобится, подхватить госпожу.

Как только они вошли в главный зал, Екатерина стала искать глазами красивое лицо своей сестры. Там был король; там был, что очень порадовало, принц Генрих. С ними за высоким столом сидел ошеломительно красивый мужчина – он обернулся посмотреть, как она шествует вдоль столов, за которыми плечом к плечу сидели гости. Екатерина почувствовала, что он изучает ее с почти неприличным интересом, и поняла: это, должно быть, Филипп.

Теперь Екатерина воочию убедилась, почему его прозвали Красивым. Высокий, с длинными черными волосами, полными чувственными губами и полуопущенными веками; последние две черты намекали на мощную, почти нескрываемую чувственность. Неудивительно, что Хуана ревновала! И еще в нем ощущалась холодность, отчего Екатерина почти не сомневалась, что ее зять себялюбив. Когда она дошла до стола, Филипп приветствовал ее, назвав своей дорогой сестрицей, но глаза его уже переметнулись на других женщин.