— Волосы обычные, как песок. Глаза бледные, — врывается в мои думы голос подростка.
Еще одна порция бреда.
— Худой, — добавляет он последний штрих к потрясающему описанию.
Я честно пытаюсь представить существо мужеского полу, обладающее всеми перечисленными характеристиками. Итак, песок. Значит, волосы должны быть средне-русые или темно-русые, пепельных блондинов оставим за скобками, как несуществующий вид. Слово «обычные» предполагает короткую стрижку или среднюю длину, то есть лысые и излишне лохматые не подходят. Дальше. Бледные глаза — голубые или серые. И худоба на последок. Под влиянием эмоций и момента в целом, мое сознание рисует некий абстрактный образ неудачника, добавляя от себя очки. Может, спросить про них? Вдруг были! Ну, уж нет! Нафиг очки и эту парочку в придачу!
— Извините, — картинно развожу руками и не могу сдержать сарказма, — в последнее время я не пересекалась ни с кем, кто бы подходил под словесный портрет, столь удачно вами нарисованный.
Разговорчивый подросток опять начинает примерять рот к словам, но его останавливает товарищ:
— Она не врет.
Спасибо, милый мальчик! В каком месте ты прячешь дистанционный детектор лжи?
— Она такая же, как ее отец, — возражает долговязый, на этот раз удивительно быстро собравшись с мыслями. Впрочем, феноменальную для него скорость я отмечаю краем сознания, больше меня волнуют задрожавшие колени и похолодевшие пальцы…
Дверь привычно дребезжит. Я вскидываю голову. Дверной проем на этот раз занимает огромная фигура Ивана. Вот он, мой принц и спаситель!
— Что-нибудь еще? — обретшим твердость голосом интересуюсь у этих замечательных ребят, один из которых на слух определяет ложь, а другой утверждает, что они на пару знали моего отца, хотя когда папа был еще жив, их даже в планах у собственных родителей не было.
Подростки перестали играть в гляделки и уставились на меня с видом «ты вообще кто такая, и что мы тут делаем». Потом долговязый оборачивается, видит Ивана и, что-то там себе подумав, тычет локтем в бок товарищу, привлекая внимание. Понукаемый тычком и кивком второй мальчишка тоже обращает свой взор на нашего доблестного охранника.
— В чем дело? — интересуется Ваня, неожиданно оказавшись сосредоточием всеобщего внимания.
— Ни в чем, — бурчит мальчик-говорун, в очередной раз поражая меня скоростью формирования мыслей. Друг его и вовсе не реагирует на вопрос вербально, он просто разворачивается и направляет свои стопы к выходу. Его тормозящий товарищ следует за ним с задержкой в несколько секунд.
Ваня отступает в сторону, давая дорогу странным посетителям. Он даже благоразумно придерживает для них дверь. Как только она хлопает в четвертый раз, я на ватных ногах бреду к своему стульчику.
— В чем дело? — круг общения сузился до одной моей персоны, и в голосе Ивана прорезаются требовательные нотки. Это вызывает во мне жуткое раздражение.
— Ты где был, плюшкоед несчастный! — набрасываюсь на мужчину.
— Плюшки я не ел, — невозмутимо отвечает он, — я за ними только ходил. Вот.
Иван, уже успевший добраться до моего стола, кладет на него ароматно пахнущий сверток.
— Можешь мне толком объяснить, что случилось? — Ваня меняет тактику, теперь меня буквально окутывают волны понимания и участия, пропитывающие каждое его слово. — Уходил, все было нормально. Прихожу и застаю тебя чуть ли не в слезах. Тебя!
— Что «меня»! — возмущаюсь я. — По-твоему, меня испугать нельзя!
— А они тебя испугали?
— Да, — признаюсь нехотя.
— И чем же? — удивляется Ваня, поднимая брови.
— Словами, — моя горькая усмешка предлагает ему посмеяться вместе со мной над моей же глупостью, но Иван неожиданное предложение игнорирует. Вместо этого он подходит ближе, встает за моей спиной и кладет руки мне на плечи.
— Катя, солнышко ты наше черненькое, — бормочет Ваня, вызывая у меня улыбку своим сравнением, — разве так можно! Столько придурков вокруг бегает! А что они говорят, вообще страшно представить! Так неужели на каждого нужно обращать внимание? Ты же умненькая девочка!
Я киваю каждой фразе и постепенно расслабляюсь под пальцами, осторожно массирующими плечи.