Ее исключительная щедрость по отношению к сестрам Вильмот опровергает суровый вердикт Державина: «Княгиня Дашкова без собственных своих корыстных расчетов… ничего и ни для кого не делала»[760]. Самое главное, Дашкова рассчитывала, что сестры перевезут рукопись ее автобиографии, письма и другие архивные материалы в Англию. Ясно, что княгиня надеялась на публикацию ее истории за границей и приняла с этой целью некоторые меры. Например, она оставила описание своего участия в событиях 1762 года своей подруге Элизабет Морган. В письме 1816 года из Бата Элизабет сообщила Марте, что Дашкова дала ей очерк «того блестящего события ее жизни» с указанием опубликовать его после ее смерти, возможно, передав вырученные деньги на благотворительность. В другом письме она добавила, что, когда Дашкова «покидала Ирландию, примерно в 1781 году, она дала мне рукописную брошюру, содержавшую то, что, я думаю, может быть правильно названо протоколами революции»[761].
Обладание потенциально опасными материалами, описывавшими свержение и убийство российского монарха, было причиной большого беспокойства для женщин, поэтому Кэтрин спрятала документы «на себе» и успешно добралась с ними до дома. Таким образом, экземпляр «Записок» и, вероятно, английский перевод сохранились. Когда Марта также планировала отъезд, отношения между Россией и Британией испортились и власти узнали, что она везла какие-то важные секретные документы. Доносчиком мог быть Федор Ростопчин, доверенный друг Дашковой, который читал рукопись и надеялся выслужиться перед троном[762]. Ростопчин был генерал-губернатором Москвы во время нашествия Наполеона и заявлял, что поджег Москву, но позже это отрицал. Когда французы заняли Винково — его усадьбу на Старой Калужской дороге к югу от Троицкого, — они нашли дом в руинах и его собственноручную записку: «Я добровольно сжег этот дом, чтобы он не был осквернен вашим присутствием»[763].
Кажется, именно из-за предательства Ростопчина Марту стали подозревать в вывозе бунтарской литературы из России. На самом деле, у Марты были оригинал «Записок», различные бумаги и письма Екатерины к Дашковой, и все это она надеялась опубликовать. Российские власти арестовали ее и допрашивали пять дней. Считая, что языковые уроки и коллекция музыкальных нот были на самом деле зашифрованными посланиями, они перевернули весь ее багаж. Запуганная молодая женщина в страхе сожгла некоторые бумаги и среди них «Записки» Дашковой. Получив разрешение на выезд, Марта, наконец, достигла Англии, пережив кораблекрушение у шведского острова. После того как был уничтожен оригинал, остались только две копии «Записок» — одна у Кэтрин в Англии и другая в России в бумагах и документах Дашковой[764].
Когда сестры Вильмот уехали, Дашкова, более чем когда либо, почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Ее жизнь во власти была теперь вписана в автобиографию и целиком осталась в прошлом. Дашкова вернулась к работам в усадьбе и к сочинительству. Она всегда занималась самообразованием, стремясь расширить и углубить свои знания путем постоянных штудий и практики. Даже в конце жизни, примерно за три года до смерти, она посещала лекции ректора Московского университета П. И. Страхова по экспериментальной физике[765]. Московский салон княгини, где она обсуждала литературные сочинения, а также политические события, выделялся своей серьезностью. Неудачные кампании русской армии, ее поражение под Фридландом в 1807 году и ожидание неминуемого вторжения Наполеона в Россию питали антифранцузские взгляды Дашковой. В 1808 году она опубликовала письмо в «Русском вестнике» — журнале, который издавал в Москве с 1808 по 1826 год Сергей Глинка[766]. Это письмо издателю опять представляло разговор с тетушкой, в котором княгиня сильно порицала французское и немецкое влияние, восхваляла английское и призывала родителей играть большую роль в образовании детей. Глинка и многие другие комментаторы описывали Дашкову как личность оригинальную. «С умом россиянки, — писал Глинка, — у нее был весь ум европейский». Ее чрезвычайная чувствительность к редакторским правкам в рукописи позабавила его. «Я вызываюсь к вам в сотрудницы, — писала она, — только с уговором: я настойчива и даже своенравна во мнении о слоге своем, прошу не переменять у меня ни буквы, ни запятой, ни точки»[767].
763
Его дочь стала известной писательницей и автором серии популярных детских книг на французском языке, известных как
764
Две копии не были идентичны, и объединенное издание на французском языке появилось лишь недавно, в 1999 году в Париже