Для партийно-государственной верхушки существовали закрытые показы с персональным переводчиком и зарубежные кинофестивали, которые Екатерина Алексеевна систематически посещала.
В феврале 1961 года Управление кинофикации и кинопроката отметило, что количество как отечественных, так и зарубежных фильмов (торговля велась более чем с 40 странами) ежегодно увеличивалось. При этом подчеркнули, что кинопродукция стран капиталистического лагеря не представляла идейной опасности, поскольку удельный ее вес в общем репертуаре невысок[591]. Однако были и малоприятные частности, попавшие в поле зрения идеологических органов, а вслед за ними и ЦК КПСС.
После принятия партийных решений их было принято проводить, как это называлось с двадцатых годов, «в советском порядке». Совет Министров СССР утвердил 23 февраля 1961 года постановление, потребовавшее серьезной реорганизация работы Управления по производству фильмов Министерства культуры[592].
Еще одно постановление ЦК КПСС, о мерах по усилению организации производства и проката «сельскохозяйственных» фильмов, вышло 15 мая. Соответствующий приказ «О мерах по улучшению организации производства и проката сельскохозяйственных фильмов» руководство министерств культуры и сельского хозяйства подписало только 1 августа — через два с половиной месяца после решения высшего органа КПСС. Все это время шли согласования между Управлением по производству фильмов Минкульта и Управлением науки Минсельхоза.
Презентациями кино Фурцева занималась по полной программе — как на международном уровне (она традиционно представляла Советской Союз на Каннском и Венецианском фестивалях), так и на «внутренних» мероприятиях. Так, она взяла первое слово на торжественном заседании в Зеленом театре ЦПКиО, посвященном 4-му Московскому дню кино, 22 июля 1961 года. Помимо рабочего одного из столичных заводов «от московских зрителей», там выступили также крупный советский кинорежиссер Сергей Юткевич и представители иностранных делегаций.
Само собой разумеется, со всеми чрезвычайными происшествиями, которые могли иметь или имели серьезный резонанс, Екатерина Алексеевна разбиралась лично. Для начала ей пришлось решить деликатный вопрос с руководством Узбекской ССР, члены правительства которого «по совместительству» оказались (кто бы мог подумать?) авторами сценариев всех кинофильмов этой союзной республики, вышедших на экраны. Причем все как один оказались «очень низкого качества»[593]. Фурцева поручила переговорить с руководством УзССР руководящему работнику Управления по производству фильмов А. Д. Сегеди. Уполномоченный провел переговоры с руководством республики, после чего, как он доложил 8 июня 1961 года, «и секретарь КПСС, и председатель Совета министров республики взяли свои сценарии со студии»[594].
После этого Фурцева и ее команда всерьез обсуждали вопрос о предоставлении Минкульту СССР права отклонять сценарии из союзных республик. Кинематографическое управление жаловалось, что забросало ЦК нацкомпартий, нацминистерства культуры и директоров республиканских киностудий протестами против сценариев. Ряд из них был забракован, что-то удалось снять с проката, что-то не выпустили на всесоюзный экран. Часть проектов законсервировали. И все же союзные республики выпускали откровенно слабые фильмы. Впрочем, сомнения в целесообразности радикального решения вопроса — предоставления права «вето» — высказывались даже на совместном заседании парт- и профсоюзного бюро Управления по производству фильмов[595].
Екатерина Алексеевна оперативно реагировала и на «сигналы», поступавшие от трудящихся. Настоящий руководитель «сталинской школы», она, несмотря ни на какую «оттепель», не оставляла без внимания письма с жалобами на «антипартийные» действия. Весьма наглядно это проявилось в судьбе кинокартины «Чистое небо», вышедшей на экраны 20 мая 1961 года.
Через некоторое время после назначения на пост Фурцева получила письмо от работницы съемочной группы фильма. Она указывала, что режиссер кинокартины Григорий Наумович Чухрай снимает фильм, «который будет плевком в лицо нашей партии»[596].