Ставить спектакль в Ленкоме должен был Юрий Петрович Любимов. Не сложилось — за постановку взялся Анатолий Эфрос, который считался в то время лучшим режиссером столицы в 1963 году и был назначен главным режиссером театра. После того как Анатолий Васильевич начал репетиции, пьесой заинтересовались в культурной столице. В Большом драматическом театре за постановку пьесы Радзинского взялся — по мнению Эдварда Стани-славовича, из творческой ревности — Георгий Александрович Товстоногов[655].
С первых дней работы Анатолия Васильевича Эфроса в Ленкоме главным предметом его заботы и внимания стали вопросы создания ансамбля, единой манеры актерского исполнения. Для более действенного знакомства с труппой и скорейшего освоения режиссерского метода художественного руководителя театра Эфрос вел всю работу над новым репертуаром 1964 года, на который были запланированы лирическая драма «До свидания, мальчики» (авторы пьесы — Б. Балтер, В. Токарев), «104 страницы про любовь» (Э. Радзинский), «В день свадьбы» (В. Розов), комедия «Буря в стакане» (И. Дворецкий), а также несколько заказных произведений, в том числе спектакль о Ленине по мотивам народных сказов и материалам писем Ленина и Крупской[656].
Приказ начальника Управления культуры Исполкома Моссовета Б. Е. Родионова «О Художественном совете Московского театра имени Ленинского комсомола». 23 мая 1962 г. [ЦГА Москвы]
Сюжет драмы Эдварда Радзинского прекрасно описан в театральных рецензиях шестидесятых годов. Приведем рассказ о сюжете из рецензии на одну из постановок спектакля с очень точным названием «Именно про любовь»:
«Встретились неожиданно она, стюардесса, и он, физик. […] Встретились и остались вдвоем до утра. Что же тут особенного — не ухаживать же действительно за ней долго, чего доброго еще и цветы носить. Что же тут особенного — не выглядеть же, право, старомодной недотрогой. Не тот теперь век, и ритмы другие, а атомы тревожат, не тратить ли, правда время на ласковые слова и красивые чувства.
Было бы ханжеством полагать, что все это придумал драматург, и ничего этого нет среди нашей молодежи… Все это есть, все это увидел Эдвард Радзинский, сам человек молодой, ни в кого не перевоплощавшийся, а просто живущий той же жизнью, что и его юные современники.
Вот они встретились — Наташа Александрова и Электрон Евдокимов. И могли бы дальше пойти своим путем… но так никогда не узнали бы они, что такое любовь. Но они узнали… Здесь обрывается пьеса — картинки молодежного кафе и модной парикмахерской. Вернее, внутри этой пьесы рождается другая пьеса, драма, рождается большая и серьезная нравственная тема. И уже не преходящая мода, а серьезная человеческая мысль заставляет вздрагивать сердце»[657].
Однако Эдварду Станиславовичу не пришлось долго пребывать в эйфории. У Эфроса была такая особенность: когда пьеса ему нравилась, он, будучи фанатом репетиций, запускал процесс, не дожидаясь отмашки сверху. Так было и на этот раз. Работа над спектаклем была доверена Эфросом второму режиссеру — Наталье Зверевой. На главную роль Эдвард Радзинский привел в театр киноактрису Светлану Данильченко (в последний момент она тяжело заболела и вместо нее срочно ввели Ольгу Яковлеву, ставшую первой исполнительницей роли, а затем и настоящей музой Анатолия Эфроса)[658].
Казалось бы, процесс был почти закончен, как вдруг одной «прекрасной» ночью (вероятно, в ночь на 15 июня 1964 года[659]) Эдварду Радзинскому позвонили из Министерства культуры СССР и сообщили: его пьеса снята с репертуара. Сказать по правде, диалог, который по памяти приводит Эдвард Станиславович в своих воспоминаниях, уж больно напоминает позднейшую фантазию знаменитого писателя. Крайне маловероятно, что редактор Минкульта могла сказать молодому малознакомому человеку:
— Дело в том, что наш министр Екатерина Алексеевна Фурцева… как и положено истинной Екатерине Великой… много любила. Говорят, даже резала себе вены от любви. Но, как бывает с много любившими дамами, вступив в возраст и в чин, она стала особенно нравственной. А твоя пьеса… это не надо тебе объяснять… очень безнравственная[660].
Как видно, налицо банальная контаминация, когда два события (звонок и более поздний рассказ) слились воедино.
Продолжение выглядит куда правдоподобнее:
— Там (в пьесе «104 страницы…». — С. В.) молодой человек спит с девушкой сразу, в первый же день… нет, в первый же вечер знакомства. Короче, послезавтра Театр Ленинского комсомола вызван на наш не очень мягкий ковер и уже приготовлено постановление об этом театре. Не могу не обрадовать: твоя пьеса его возглавляет.