— Очень большая победа, — не скрывал своего восхищения перешедший в 1957 году в Ленком из Малого Юрий Осипович Колычев. — Чистый, насыщенный, необыкновенный спектакль.
— Строить обсуждения нужно на обсуждении работ актеров, на разборе спектакля, а не пьесы, и нужно любить актеров, — завершил первый день обсуждения Анатолий Колеватов[675].
Он был готов без тени иронии признать пьесу Эдварда Радзинского шедевром.
На следующем заседании, состоявшемся 20 июня, признанный мэтр советской драматургии Алексей Николаевич Арбузов рассуждал иначе:
— Дремучее искусство победило. Тема нравственности. Слишком много слез, и [актеры] теребят друг друга (в обилии слез на обсуждении упрекали Ольгу Яковлеву, хотя это, как видно, предназначалось Анатолию Эфросу. — С. В.), а поцелуи просто должны делать со знанием дела. Чувство меры в любви не нужно, это плохо.
Помимо деталей, Арбузов выразил недоумение тем обстоятельством, что сцены дуэтов, по его наблюдениям, не стали центром спектакля.
Однако после одобрения пьесы Екатериной Алексеевной Фурцевой высказанные им замечания воспринимались не иначе как придирки к молодому, но уже успешному коллеге.
Необходимость защиты Эдварда Станиславовича от нападок стала в буквальном смысле слова «делом чести» Министерства культуры. Член коллегии и начальник Отдела театров Управления театров Геннадий Осипов[676], в русле вердикта Екатерины Фурцевой, сказал то, о чем мог только мечтать молодой начинающий драматург:
— [Увиденное] заставляет меня задуматься о подлинной красоте любви. Театр беспощаден в осуждении циничного отношения к самым святым вопросам нашей нравственности.
Однако, не желая «гладить против шерсти» Алексея Арбузова (фортуна и расположение женщины-министра — величины переменные), Геннадий Владимирович тут же сделал дальновидное замечание о том, что в спектакле все же имеют место «ненужные поводы для придирок»:
— Развитие отношений между Наташей и Евдокимовым не противостоит браку и семье, а противостоит ханжеству. Вы сталкиваете две морали, две философии механически. Развитие отношений героев, особенно во второй части пьесы, когда мы понимаем, что друг без друга они жить не могут и не смогут, [должно быть прописано четче]. Мы должны в последней сцене ощущать, что эта любовь не цепочка случайных встреч, а рождение новой семьи с новой нравственной основой. А то есть повод думать, что утверждается вольная любовь[677].
Положительная оценка со стороны Фурцевой имела своим следствием и то редкое обстоятельство, что талантливая пьеса и ее постановки оказались лишены рекламы в виде отрицательных рецензий. Спектакль Эфроса получил в общей сложности более 30 рецензий и с неизменным успехом принимался как в Москве, так и на гастролях в Ленинграде, Таллине, Харькове и других городах страны. На постановку «104 страниц про любовь» откликнулись все столичные газеты, а «Вечерняя Москва» предложила сделать этот спектакль темой для рецензии в «Клубе любителей литературы и искусства», организованном на страницах газеты по просьбе московских читателей. Зрительские рецензии носили характер взволнованного разговора. Наиболее типичными стали заголовки — «Испытание счастьем», «Чем измеряется любовь», «Это о нас»[678]. Единственные статистические данные, которые отсутствуют в нашем распоряжении, — это о количестве абортов после выхода нашумевшего спектакля…
Уже во время «триумфального шествия» пьесы Эдварда Радзинского, 15 января 1966 года, председатель Комитета по печати при Совмине — вернувшийся из-за границы Николай Михайлов (да-да, тот самый партийный функционер, который занимал пост министра культуры СССР до Екатерины Фурцевой) — направил в ЦК КПСС записку, против Минкульта и его репертуарной политики. Николай Александрович раскритиковал ряд пьес, и в том числе лично пропущенную Екатериной Алексеевной пьесу Эдварда Радзинского, заявив: «Узкий мир личных переживаний, невидимая стена, которая отделяет героя пьесы от окружающего большого мира борьбы за победу нового строя, — вот чем проникнута эта пьеса. Герои ее словно чем-то раздавлены, словно не находят сил для борьбы — да и, пожалуй, не видят цели борьбы. Но разве это герои нашего времени? Зачем их тогда нужно популяризировать»[679].