Министерству культуры СССР было предписано расширить круг авторов, прежде всего поддерживая «инициативу творческих коллективов» по созданию идеологически правильных произведений[749]. Следует заметить, что в данном случае Василий Филимонович и Михаил Иванович напрасно прибегли к патетике: Екатерине Алексеевне Фурцевой обо всем этом напоминать было вовсе не обязательно.
Однако крайне важным было поручение Министерству культуры СССР упорядочить систему руководства театрами Москвы с учетом важной роли столичных театров в формировании общесоюзного театрального репертуара[750].
Горячо «любимый» Фурцевой начальник Управления театров Министерства культуры СССР Павел Тарасов заявил 5 апреля 1966 года на заседании парткома министерства:
— Нас не беспокоят пьесы на историко-революционную тему, они есть и будут, а вот хороших пьес о современном этапе строительства коммунистического общества нет.
В целом репертуар театров удовлетворителен, но в Москве за репертуаром театров фактически никто не следит. Почти все театры имеют право направлять пьесы в Главлит, поэтому мы не можем уследить, когда Театр на Таганке начал репетиции «Живых и павших» или Театр Моссовета — «Теркин на том свете», «Дионе» [Леонида Зорина]. Мы знаем, что этот спектакль перед выпуском смотрела коллегия Министерства культуры РСФСР и разрешила [его] к выпуску. Мы предупреждали их, что никакая это не «римская комедия», а иголки в бок Советской власти. Такое положение сложилось потому, что эти театры находятся в подчинении Управления культуры Моссовета. Мы говорили об этом в ЦК, и сейчас эти вопросы решаются.
Павел Андреевич с оптимизмом рассказывал товарищам по парткому:
— Нам поручили подготовить проект решения правительства о преобразовании Управления театров в Главное управление и разработать проект положения о контроле за репертуаром. Нам дают большие права, но это накладывает на нас и обязанности, которые мы должны с честью выполнять. Мы считаем, что репертуарные планы Москвы и Ленинграда должны утверждаться нашим Управлением театров, а Главлит должен ограничиться функциями цензуры[751].
Новое «Положение о порядке формирования репертуара» было разработано и 29 декабря 1966 года утверждено. В соответствии с ним были сужены возможности театральных коллективов по репетициям пьес без цензурных штампов, а вся ответственность за идейно-художественное содержание произведений для театров полностью возлагалась на Министерство культуры СССР, министерства культуры союзных республик и их органы на местах[752].
Очередной раунд выяснения отношений в советских верхах, имевший самое прямо отношение к выходу данного нормативного документа, который, полагаем, вызвал ненормативную лексику не у одного драматурга, был связан с пьесой Виктора Розова «Традиционный сбор». В ноябре 1966 года эту пьесу, представленную на закрытый конкурс ни больше ни меньше как к 50-летию советской власти, направило в Главное управление по охране государственных тайн при Совете Министров СССР Министерство культуры СССР. В центре внимания литературного произведения находилось военное поколение — люди, окончившие одну из столичных школ в 1941 году и съехавшиеся на традиционный сбор через 25 лет. Среди них участник Великой Отечественной Максим Петров, опустившийся пьяница и критикан этой самой советской власти. Один из положительных героев пьесы, Сергей Усов, уверял, будто в Советском Союзе мало честных, порядочных людей, а представители старшего поколения были выведены в пьесе «в буффонадном плане с элементами старческого маразма». Образная характеристика трех поколений советских людей логично завершалась финальной сценой, где десятилетние пионеры выметали сор после традиционного сбора поколений. Здесь я должен заметить, что жизнь после войны действительно была не сахар, а фронтовые сто грамм привели к тому, что многие фронтовики, вернувшись, спивались, не находя себе места в мирной жизни.
Как водится, цензуру пьеса не устроила, замечания были высказаны 3 января 1967 года начальнику Управления театров Министерства культуры СССР Павлу Тарасову. Со многими замечаниями Павел Андреевич не согласился, но попросил вернуть пьесу для исправления явно неудачных мест. Однако, как доложил 14 февраля в ЦК КПСС начальник Главного управления по охране государственных тайн Павел Романов, и второй вариант пьесы «мало способствовал решению задачи, поставленной перед литературой и искусством XXIII съездом КПСС, — глубоко и правдиво отображать жизнь, помогать партии формировать духовный облик советских людей, воспитывать в них высокие моральные качества»[753].