Атмосфера вокруг Солженицына продолжала сгущаться. 4 апреля 1972 года председатель КГБ Юрий Андропов направил в ЦК КПСС записку с переводом статьи московского корреспондента газеты «Вашингтон пост» Роберта Кайзера о его встрече с Солженицыным. Александр Исаевич прямо сказал в своем первом публичном заявлении, сделанном за десять лет: начиная с 1965 года он систематически подвергался клевете со стороны официальной советской пропаганды, нацеленной на то, что выгнать его из общества, выдворить из страны, бросить в ров, сослать в Сибирь или заставить раствориться в чужом тумане[927].
Солженицын заявил, что он, живя на даче у Ростроповича, работал все время, когда не спал, над следующей книгой своего романа. Признался, что нуждается в свежем воздухе и покое[928].
Самое удивительное, что, говоря о предстоящей церемонии награждения Нобелевской премией, Александр Исаевич заявил, что пригласит туда министра культуры СССР, близких друзей, представителей советского искусства и журналистов[929]. Стоит ли говорить, что Екатерина Алексеевна Фурцева была в шоке, когда Василий Шауро ознакомил ее с копией документа?
Уезжая 14 мая 1973 года с дачи Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской, Александр Солженицын оставил им записку:
«Дорогой Стивочка! (Фурцева называла Ростроповича Славочкой, Солженицын на западный манер — Стивочкой. — С. В.)
Поскольку вот скоро придет грузовик за вещами, а тебя еще нет, сажусь на всякий случай написать тебе эту страничку.
Еще раз повторяю тебе и Гале восхищение мое вашей стойкостью, с которой вы переносили все угнетения, связанные со мной, и не давали мне этого чувствовать. Еще раз благодарю за годы приюта у вас, где я пережил очень бурное для меня время, но, благодаря исключительности обстановки, все равно писал непрерывно, и работалось мне тут замечательно.
Хотелось бы глянуть, кто б еще из прославленной нашей интеллигенции, которая за чайным столом так решительно обо всем судит, еще решительнее осуждает и „не прощает“, — кто бы из них проявил хотя бы долю вашей смелости и великодушия…
Обнимаю и целую вас!
Ваш Саня»[930].
Скандал с «Августом четырнадцатого» стал первым гвоздем в крышку гроба личных отношений Фурцевой с Вишневской и Ростроповичем. Вторым стала запись «Тоски».
Глава 20. Между примами Большого
В 1967 году на открытом партсобрании оркестра директор Большого театра Михаил Чулаки поставил вопрос о том, что ГАБТ записывал произведения, которые «не должен был писать» или же «случайным составом».
— Мы занимались низкопробной, коммерческой работой, — по-большевистски взглянул правде в лицо Михаил Иванович. — Мы пришли к дурной славе.
Чулаки заявил, что Большой должен записать несколько опер, в числе которых назвал «Князя Игоря», «Китеж», «Евгения Онегина», «Кармен». Михаил Иванович подчеркнул: «Это наша общественно-художественная обязанность»[931]. Со временем список опер, о необходимости записи которых так долго говорили коммунисты Большого театра, был расширен. Весной 1974 года пришла очередь «Тоски». В марте Галину Вишневскую, по ее воспоминаниям, обступили артисты оркестра Большого театра, задав животрепещущий вопрос:
— Галина Павловна, почему вы отказались писать «Тоску»?
— «Тоску»?! — не понимая, о чем речь, уточнила Галина Павловна.
— Да. Мы сейчас пишем оперу на пластинку. Нам сказали, что вы не хотите, и потому пишет [оперная солистка Тамара Андреевна] Милашкина. Но это же ваша коронная партия! — заявили артисты хора, в очередной раз подтвердив тот факт, что богема без сплетен жить не может.
— Да я никогда не отказывалась, я в первый раз об этом слышу! — удивилась Вишневская.
По возвращении домой Галина Павловна подошла к телефону. Ей звонил один знакомый музыкальный редактор. Жаль, что Вишневская не назвала фамилию этого доброго самаритянина…
В ложе Кремлевского дворца съездов на показе оперы Бизе «Кармен». Слева направо: Д. С. Полянский, Е. А. Фурцева, Гарольд Вильсон, А. Н. Косыгин. 1968 г. [ЦГА Москвы]
— Галина Павловна, не отказывайтесь от записи, — посоветовал старатель. — Вы же знаете, что если мы сейчас сделаем пластинку, больше «Тоску» на нашей с вами жизни писать уже не будут. […] Поверьте моему опыту, третьей записи «Тоски» в Советском Союзе не будет.
930