На вопрос о том, откуда Екатерина Фурцева брала деньги на строительство дачи в Барвихе, Нами Микоян прямо ответила:
— Екатерина Алексеевна была весьма щепетильна. Я уверена, если бы ей понадобилась какая-то сумма, она могла бы обратиться к кому угодно из тех людей, с кем дружила. К Наде Леже, например. Знаю, что она одалживала деньги у Людмилы Зыкиной, когда были нужны деньги на строительство дачи, но позже долг вернула…[984]
С личной дачей Фурцевой у ее «доброжелателей» из руководящего ядра ЦК партии получилось то, что в свое время не прошло у Берии, когда он после смерти Хозяина предложил Маленкову и Хрущеву обзавестись личными, а не казенными дачами. Если Георгий Максимилианович едва не поддался на провокацию, то Никита Сергеевич замысел раскусил, прекрасно понимая, что, во-первых, охрана на этих дачах, даже проекты которых уже были заготовлены заботливым Лаврентием Павловичем, будут из его людей, а во-вторых, Берия в любой момент сможет организовать публичную критику «товарищей» по Президиуму ЦК КПСС — за нарушение партийных норм (попросту за стяжательство и злоупотреблением служебным положением).
Времена менялись, и Фурцева со спокойной душой написала письмо первому зампреду Совмина СССР Дмитрию Степановичу Полянскому с просьбой помочь в выделении земельного участка для строительства дачи. Он наложил на заявление резолюцию, в которой просил председателя Мособлисполкома Николая Тимофеевича Козлова рассмотреть вопрос и «по возможности помочь»[985].
Фурцева, повторимся, была руководителем сталинского типа. В принципе, ей многого было не надо. Дача Фурцевой была похожа на современные коттеджи так же, как Летний домик Петра I на Зимний дворец. Но и этого оказалось вполне достаточно для обвинения в коррупции. Оставалось лишь подгадать удобный момент для атаки.
Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС, куда был направлен донос, руководил бывший руководитель Советской Латвии, член Политбюро Арвид Янович Пельше.
По традиции обзаводиться личной собственностью считалось делом недостойным партийца. Всё необходимое для комфортной жизни крупному работнику давалось во временное пользование. Работникам ЦК собственные дачи строить запрещалось. Если кто-то вступал в дачно-строительный кооператив, дело передавали в Комитет партийного контроля. Обычно предлагали сделать выбор: или работа в ЦК, или дача. Высшие партийные чиновники знали: после ухода на пенсию всё отнимут, а детям хотелось что-то оставить. Поэтому записывали дачи на имена своих близких. Фурцева же поступила явно неосмотрительно[986].
В соответствии со статьей 109 Гражданского кодекса СССР, если дом или дача были построены без соответствующего разрешения и даже без утверждения проекта, то они подлежали безвозмездному изъятию в собственность государства. Фурцевой предложили сдать особняк, получив, в порядке исключения, фактически вложенные ею к тому времени затраты. К ее собственному сожалению, Екатерина Алексеевна не только не воспользовалась предоставленной ей возможностью, но и предприняла меры к тому, чтобы закрепить право личной собственности на дачу[987].
Окончательное решение зависело от секретаря ЦК и члена Политбюро ЦК КПСС Андрея Павловича Кириленко, который при Леониде Брежневе пытался стать Фролом Козловым при Никите Хрущеве.
По рассказу Светланы Фурцевой, Екатерина Алексеевна попросила только дать ей возможность создать комиссию, чтобы она могла всё объяснить. Фурцевой, разумеется, отказали, поскольку Кириленко важен был сам факт «дела»[988].
Вопрос о Фурцевой был рассмотрен на заседании Секретариата ЦК КПСС 18 марта 1974 года, любопытнейшую его стенограмму недавно выявил и опубликовал В. В. Огрызко. Воздав должное Арвиду Яновичу Пельше, Вячеслав Вячеславович все же признал его правоту. Однако представляется, что Екатерину Алексеевну скорее стоило бы упрекнуть в недальновидности, чем в коррупции. Оформи она дачу на дочь — и Екатерина Алексеевна, скорее всего, избежала бы ненужного визита на Старую площадь.
985
Цит. по: