Организаторы фестиваля (судя по всему, Александр Николаевич Шелепин и его товарищи по руководству комсомолом) обратились с письмом к начальнику Генштаба Маршалу Советского Союза Василию Даниловичу Соколовскому. Тот задал вопрос: «Кто и за чей счет после фестиваля перекрасит „транспортные средства“ в нормальный зеленый цвет?»[233]
Не получив чёткого ответа, маршал разрешения не дал. Тогда, по свидетельству Сергея Хрущёва, «руководители комсомола обратились к Хрущеву, иной управы на военных в стране не было. Вопрос решился одномоментно и не на время фестиваля, а навсегда. Эра зеленых, постоянно готовых к бою грузовиков закончилась. После 1957 года цвета окраски грузовиков больше не диктовались мобилизационным предписанием»[234].
Грузовики раскрасили в яркие цвета эмблемы фестиваля — ромашки с желтым, коричневым, зеленым, голубым и оранжевым лепестками. Скамейки смастерили из свежеструганных досок — жесткие сидения демонстрировали демократичность царившей на фестивале обстановки.
В 11 часов утра, за час до назначенного торжественного открытия в Лужниках, фестивальная колонна еще не вышла на Садовое. Московская милиция в сложившейся ситуации оказалась бессильна. И в дело вмешалась лично Екатерина Алексеевна Фурцева.
Первый секретарь столичного горкома партии приехала в штаб фестиваля, располагавшийся на Зубовской площади, и попросила молодого тогда сотрудника фестивальной дирекции, а в будущем — маститого театрального критика Бориса Михайловича Поюровского объявить через репродукторы, висевшие на каждом столбе, что открытие задерживается. Фурцева лично продиктовала Поюровскому текст сообщения: «Москва ждала дорогих гостей, всему миру известно наше гостеприимство, но открытие задерживается, так как на улицы вышли все москвичи от мала до велика. И мы счастливы и рады, что так случилось»[235].
Гостеприимство гостеприимством, а политика — политикой. В отчете ЦК ВЛКСМ об итогах фестиваля, составленном 26 августа, приехавшие разделялись на искренних друзей СССР (значительная часть приехавших), честных юношей и девушек, сбитых с толку реакционной пропагандой и представлявших себе советскую действительность в совершенно искаженном виде (таких было большинство), и откровенно враждебных Советскому Союзу зарубежных участников (меньшинство), прибегавших к провокациям, шантажу, запугиванию, распространению антисоветской литературы и пытавшихся вести антисоветскую пропаганду среди населения столицы. Особую активность развернули приехавшие из Израиля сионисты, с одной стороны, и сторонники создания единого арабского государства — с другой. Следует заметить, что с первыми проблем было больше. Их руководители Моше Нецер и Моше Чижик в беседе с советскими гражданами-евреями прямо признались:
— Мы приехали в Москву, чтобы возродить еврейский дух, сказать советским евреям, что они угнетены, что у них нет культуры, письменности, литературы и что социализм не в состоянии разрешить еврейский вопрос. Единственный, в связи с этим, путь евреев — это любыми средствами выбраться в Израиль[236].
Так что расслабиться Фурцева со товарищи не могли вплоть до отправки делегатов по домам. МГК ВЛКСМ 29 июля докладывал Екатерине Алексеевне о том, что столичная молодежь встретилась с делегатами фестиваля в 88 клубах и дворцах культуры. Вопреки ожиданиям, хорошо прошли встречи даже с такими делегациями, как делегации Англии, Израиля и США. По имевшимся сведениям, англичане во время встречи собирались организовать показ рок-н-ролла, однако отказались от этого, почувствовав, как к этому танцу наша относилась советская молодежь. В конце встречи некоторые делегаты-англичане заявили, что у них этот танец пользуется успехом лишь у самой развращенной части молодежи. Группа делегатов предупредила, что среди англичан «есть нехорошие люди, на которых следует обратить внимание»[237].
Отдельные иностранцы пытались сделать деньги на производстве провокационных фотоснимков. В самом начале августа две англичанки предложили сторожу временной столовой сфотографироваться, а когда тот согласился, одна из англичанок дала ему в руку обгрызенную краюху хлеба и предложила откусить. Старик с возмущением пресек эту провокацию: