И вот, женственно и элегантно одетая, министр приходит на заседания коллегии. Как минимум в течение первых нескольких месяцев руководства советской культурой подчиненные были от нее в восторге. Екатерина Алексеевна заботилась о сохранении первого впечатления, которое составили о ней сотрудники министерства — интересной женщины, лишенной «административного восторга». Замечания высказывает, но какой руководитель не делает замечаний вовсе?
Характерно поведение Фурцевой на отчетно-выборном партсобрании Минкульта 28 декабря 1960 года. Начальник Отдела театров Министерства культуры СССР Геннадий Владимирович Осипов не удержался от констатации: «Если сказать откровенно, много ли наших творческих вопросов стояло на повестке коллегии? К сожалению, по нашему отделу один вопрос за год. Здесь нужно исходить не из количества работников, а из того, насколько серьезен и ответственен тот или иной участок идеологической работы. В адрес нашего отдела много сделано замечаний министром культуры т. Фурцевой, и мы сейчас работаем над выполнением указаний министра, [которые] в основном [сводятся к тому, чтобы]: 1) добиться улучшения репертуара театра; 2) добиться решения вопроса о режиссуре, очень старом вопросе нашей практики; 3) добиться решения вопроса с театральной критикой и печатью»[446].
Сложно удержаться от замечания о том, что все три задачи, поставленные Фурцевой, были до неприличия банальны. Осипов и его сотрудники, несомненно, предпочли бы большую конкретику. Правда, дважды получая замечания «из уст Екатерины Алексеевны»[447], Геннадий Владимирович дисциплинированно кивал, не делая необходимых уточнений.
Конкретика, по большому счету, сводилась к отбору на заседания коллегии и на личное решение министра только важных вопросов, с ликвидацией «текучки и пустяков»[448] (выражение Александра Николаевича Кузнецова) в рабочем порядке.
Пока Фурцеву не высадили из «тележки» президиумных вождей, всё выглядело чинно и благородно. Во всяком случае, подчиненные старались относиться к требованиям Екатерины Алексеевны, в которых не было ничего необычного, с пониманием.
На закрытом партсобрании министерства 11 октября 1960 года заместитель министра культуры СССР Иван Иванович Цветков рассказал, что заместитель начальника Отдела изобразительных искусств и охраны памятников Александр Георгиевич Халтурин «очень хвалил»[449] последнее заседание коллегии министерства, которое произвело хорошее впечатление на всех присутствовавших.
— Т[ов]. Фурцева хорошо поставила людей на места, провела большую организационную работу, — констатировал Цветков.
В лучших традициях Фурцева сразу обратила внимание на воспитание молодых кадров. Она неоднократно говорила Кузнецову и другим «товарищам» по руководству министерством:
— Иногда мы […] берем неоперившихся молодых людей. И они уже сидят инспекторами в Отделе театров, в Управлении по производству кинофильмов. Нужно иметь в виду, что это центральный государственный аппарат на культурном фронте. Мы должны готовить резерв кадров, но брать таких, из которых выйдет толк[450].
Для такого отбора требовались мудрость и терпение. Однако после попытки суицида поведение министра постепенно начало меняться: Екатерина Алексеевна стала вести себя менее сдержанно и корректно.
Вследствие вполне объективных причин положение не исправлялось — и на заседаниях коллегии министерства Фурцева довольно быстро, к 1961 году, перешла от риторики к ругани. Начались, по выражению Мариам Игнатьевой, откровенные «экзекуции». Когда Екатерина Алексеевна начинала кричать, тон у нее был грубым, а слова — оскорбительными[451]. Это к вопросу о том, какой она была «вегетарианкой».
Алексей Симуков вспоминал впоследствии, как примерно в 1964 году (не позднее октября) на очередном заседании коллегии обсуждали роман Всеволода Анисимовича Кочетова, который хотели инсценировать в одной из союзных республик. С резкой критикой романа выступил известный драматург Афанасий Дмитриевич Салынский, несмотря на высокую оценку, данную роману нашим «дорогим Никитой Сергеевичем». Сам же Всеволод Анисимович, как мало кто другой, умел ссориться с коллегами по цеху. На него отрастили зуб многие советские писатели и драматурги. Особенно припоминали, что, будучи в 1953–1954 годах секретарем правления ленинградской писательской организации, он участвовал в проработке Михаила Михайловича Зощенко.
450
Там же. Л. 106. Цитируется по стенограмме выступления Александра Кузнецова на отчетно-выборном партсобрании Министерства культуры СССР 28 декабря 1960 года.