Первого февраля 1961 года Фурцева атаковала Евсеева на объединенном собрании коммунистов Министерства культуры СССР, Министерства культуры РСФСР, Союзгосцирка и Госконцерта.
— В связи с подготовкой к XXII съезду партии сейчас можно было бы заключить примерно 100 договоров с авторами на создание произведений на темы современности, и мы хотим это сделать: примерно 15–20 договоров Главискусства и остальные — театров и местных организаций театров, — неспешно, с подчеркнутым чувством собственного достоинства докладывал собравшимся Федор Васильевич.
Фурцева, не выдержав, перебила Евсеева:
— Сколько вы имеете заказов?
— Примерно 18–20.
— Какой принцип ваших заказов, кто подбирает заказы?
— У нас имеется репертуарная группа, которая связана с широким кругом авторов Москвы, Ленинграда и других городов Российской Федерации. В процессе творческих переговоров возникает идея создания той или иной пьесы. Группа вносит свои предложения. Вернее, это уже не заявка, а первый вариант пьесы или ее фрагменты, и Главискусство решает вопрос о том, следует или не следует заключать договор.
Екатерина Алексеевна, углядев брешь в броне толстокожего члена коллегии, немедленно кинулась в атаку:
— Это очень старый и отсталый метод, необходимо передать это художественным советам, чтобы именно художественные советы принимали и утверждали пьесы, а не инспектора.
Федор Васильевич весьма дорожил своим правом вершить судьбы драматургов всея Российской Федерации.
— Мне думается, — ответил он, — что устранять Главискусство от возможности заказывать ту или иную пьесу автору было бы неправильно.
— Я не против того, чтобы какой-то резерв у вас был, — осторожно сделала оговорку Фурцева, — но заказывать должен коллектив, а не один человек.
Прекрасно зная, на что намекала министр, Евсеев перешел к конкретике:
— Я бы мог назвать фамилии тех авторов, с которыми у нас имеются договоры. И не могу принять замечания, что это делается по каким-то приятельским связям…
Фурцева продемонстрировала присутствовавшим на заседании, что она умела быть бестактной, когда ей следовало «пропесочить» неугодного чиновника:
— Он, т. Евсеев, заявляет, что таких вещей нет. Тогда я оставляю за собой проверить лет за пять, какие были заказы, какие пьесы, кому сколько выплачено, и на следующем партсобрании доложим.
Почтенная министерско-цирковая публика зааплодировала. Екатерина Алексеевна, ободренная собравшимися, продолжила:
— [Если] я не права — доложу [партсобранию], что извиняюсь, но если вы не правы…
Федор Васильевич действительно ничего и никого не боялся. Он ее перебил:
— Я хочу сказать, что и Главное управление делает полезную работу, и устранять Главное управление от этого дела нельзя…
Евсеева в свою очередь перебила Фурцева:
— Я вас не обижаю — вы не обижайтесь…
— Нет, я не обижаюсь, — заверил Федор Васильевич и пояснил: — Меня могут погубить не ваши вопросы, а мои ответы…
Свою порцию аплодисментов в этом месте получил и Евсеев.
Положение выправил непосредственный руководитель Евсеева Александр Иванович Попов, которому совсем не понравилась перспектива, чтобы Екатерина Алексеевна лично занялась проверкой заказов Главного управления по делам искусств Минкульта РСФСР. Попов назвал пикировку Евсеева с Фурцевой «полезной разрядкой». Разрядка эта пошла на пользу и всем собравшимся, с большим удовольствием посмотревшим гладиаторский бой, и Федору Васильевичу[460], который должен был вспомнить старую пословицу о том, что общесоюзная «щука на то» и дана природой, чтобы эрэсэфэсэровский «карась не дремал».
Если Евсеев умудрялся отбиться от нападок Фурцевой и на объединенных партсобраниях союзного и российского минкультов, и на заседаниях коллегии Министерства культуры СССР, то Павел Андреевич Тарасов неизменно, вплоть до скоропостижной кончины 30 декабря 1969 года на посту, ставшем «благодаря» Фурцевой поистине «боевым», возвращался с заседаний коллегии Минкульта СССР словно из бани — «красный, распаренный, с припухшими веками»[461]. Жаль только, что, в отличие от русской бани, союзная коллегия здоровья никак не прибавляла.
Фурцева не зря получила высшее партийное образование. Она, очевидно, приняла для себя к неуклонному исполнению те руководящие «заветы Ильича», что касались подбора и расстановки кадров. 20 февраля 1922 года Владимир Ленин в очередном письме Александру Дмитриевичу Цюрупе «О работе по-новому» помимо уже привычных инструкций о разгрузке Совета Народных Комиссаров и Совета Труда и Обороны РСФСР от второстепенных вопросов поручил «вызывать к себе (или ездить) не сановников, а членов коллегий и пониже, деловых работников наркомата […] — и проверять работу, докапываться до сути, школить, учить, пороть всурьез. Изучать людей, искать умелых работников»[462]. «Все приказы и постановления — грязные бумажки без этого», — разъяснял вождь. Фурцева применяла ленинские «заветы» весьма избирательно, но в отношении Тарасова — в полном объеме.