Выбрать главу

Да девчонка локти должна была кусать от зависти!

Что интересно, учившие Фикхен в детстве учителя были весьма невысокого мнения о ее способностях. Учителей у нее было немало: гувернантка француженка Кардель, еще трое французов (проповедник, учитель чистописания и учитель танцев) и четверо немцев: законоучитель, преподаватель немецкого и учитель музыки, еще кто-то. В общем, ничего из ряда вон выходящего: почти такое же количество наставников имелось в зажиточном немецком доме, вовсе не обязательно дворянском.

Гувернантка считала, что у Фикхен «неповоротливый ум». А впрочем, и сами учителя талантами не блистали. Екатерина впоследствии хорошо отзывалась как раз о мадемуазель Кардель, о других сохранила «дурную память», а один из них, Вагнер, по ее убеждению, был совершеннейшим дураком.

В общем, воспитание она получила самое рядовое. Как все. Обычный, говоря современным языком, «курс молодого бойца», который проходили девицы из хороших семей. Абсолютно ничего, выходившего бы за рамки. А собственно, почему эта девица должна была получать нечто особенное? Екатерина писала потом: «Меня воспитывали с тем, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь мелкого соседского принца, и соответственно этому меня и учили всему, что тогда требовалось». Уметь танцевать, чуточку разбираться в музыке и тогдашней классической литературе, писать красивым почерком, поддерживать беседу, изящно кланяться… Что там еще? Французский язык. Вот и все, пожалуй.

Правда, мадемуазель Кардель уже тогда подметила, что девочка «себе на уме»…

Екатерина именовала это чуточку иначе: «Я по-своему понимала все».

Ого, еще как! По природной живости ума Фикхен частенько и горячо спорила со своим законоучителем, высказывая порой такое, что он именовал «склонностью к ереси». «Я спорила жарко и настойчиво, и поддерживала свое мнение против священника: он обосновывал свое мнение на текстах Писания, а я ссылалась только на справедливость».

(Кстати, гораздо позже, уже на русском троне, Екатерина выскажет мысль, идущую, конечно же, от тех детских споров: «Кроме закона, должна быть еще и справедливость».)

Во второй раз пастор и ученица поссорились из-за того, что девочка настойчиво допытывалась: хорошо, я согласна, что прежде сотворения мира был хаос, но что такое этот самый хаос?» Пастор, не великого ума деятель, ответить не мог. И победил в дискуссии с помощью розг…

Согласитесь, глупышки таких споров не ведут…

Итак, ее готовили к тому, чтобы выдать замуж за мелкого соседского принца, которых в Германии несчитано…

Не исключено, что в девочке как раз и не усматривали никаких таких особенных задатков оттого, что полагали, будто заранее знают уготованную ей судьбу мелкой германской герцогинюшки. Вообще-то, когда человек достигает больших высот, обычно находится масса народу, который с пеной у рта уверяет, будто еще чертову уйму лет назад рассмотрел в плюгавеньком мальчишке или девчонке-дурнушке будущую историческую персону. Но случается и наоборот. Классическими можно считать воспоминания баронессы фон Принцен, состоявшей «статс-дамой» в той крохотной пародии на «герцогский двор», что все же имелась в Штеттине. На ее глазах Екатерина родилась, училась, воспитывалась, именно баронесса помогала ей, кстати, укладывать вещи при отъезде в Россию. Одним словом, эта дама больше, чем кто бы то ни было, пользовалась доверием Екатерины. Но…

«В пору ее юности я только заметила в ней ум, серьезный, расчетливый и холодный, столь же далекий от всего выдающегося, яркого, как и от всего, что считается заблуждением, причудливостью или легкомыслием. Одним словом, я составила себе понятие о ней, как о женщине обыкновенной, а потому вы можете судить об удивлении моем, когда пришлось узнать про необычные ее приключения».

Гораздо более проницательным оказался шведский граф Гилленборг, человек, немало поживший на свете, образованный и умный. Однажды он, видя, что, кроме стандартного минимума, Иоганна не собирается давать дочери никакого образования, говорил, что напрасно мать так поступает: на его, графа, взгляд, девочка «выше лет своих», и у нее определенно «философское расположение ума»…

И никто еще не знал, что в далеком Санкт-Петербурге императрица Елизавета всерьез озаботилась поисками невесты наследнику русского престола, великому князю, которого звали уже не Антон Ульрих, а Петр Федорович…

Глава третья

В ДОРОГУ!

Знаменитый русский писатель А. К. Толстой подошел к делу чересчур легкомысленно, когда в своей шутливой «Истории государства Российского» посвятил Елизавете Петровне такие строки:

– Веселая царица была Елисавет. Поет и веселится, порядку только нет…

Этот отзыв - глубоко несправедливый. Действительно, двадцатилетнее царствование Елизаветы переполнено балами, маскарадами, пирами. Фейерверками и прочими увеселениями. Но никак нельзя сказать, что в это время в России царил беспорядок. Ничего подобного. Хотя историки и поругивают Елизавету за гардероб из пятнадцати тысяч платьев, все отмечают, что время Елизаветы - это значительные успехи и в экономике, и в просвещении, и во внешней политике.

Начнем с того, что Елизавета государством управляла главным образом сама, ликвидировав существовавший при Анне Иоанновне Кабинет министров. Она отменила смертную казнь, запретила пытать малолетних, клеймить женщин и вырывать у них ноздри. Именно при Елизавете, кстати, в России были изготовлены эталоны веса и длины для торговли - фунт и аршин работы мастеров Петербургского монетного двора. Елизавета отменила существовавшие в России внутренние таможни, что пошло торговле только на пользу (к слову: во Франции это было сделано лишь после революции).

При Елизавете немало было сделано для просвещения и науки.

Так уж счастливо сложилось, что ее фаворит, «ночной император» Иван Иванович Шувалов сам особыми талантами и умом не блистал, но прекрасно понимал важность развития науки. Именно он был первым помощником и опорой М. В. Ломоносова в открытии в 1755 г. первого в стране университета - подбирал профессоров и студентов, составлял учебные программы, решал вопросы с финансированием и даже подарил немало книг из своей библиотеки. Как раз по инициативе Шувалова двумя годами позже была создана и Академия художеств. (Кстати, одновременно с университетом были открыты гимназии в Москве и Казани, а чуть позже по стране учредили немало общеобразовательных школ и, говоря современным языком, профессионально-технических училищ.)

И, наконец, при Елизавете чувствительно получила по сусалам давняя недоброжелательница Швеция, у которой Россия по условиям мира забрала часть Финляндии.

Но наряду с успехами имелся один-единственный, зато крайне существенный недостаток: у императрицы не было наследника…

Вообще-то надобно вам знать, что муж у нее имелся - самый что ни на есть законный. Еще в 1742 г. Елизавета без всякой огласки обвенчалась в небольшой церквушке подмосковного села Перово со своим давним амантом - Алексеем Григорьевичем Разумовским. Разумовский - фигура колоритнейшая. По происхождению он был простым казаком Алешей Розумом из хутора Лемеши в Черниговской губернии. Красавец парень! И, кроме того, обладал прекрасным голосом, пел в местном церковном хоре. Там его и увидел проезжий полковник Вишневский, забрал с собой в Петербург, где опять-таки определил в хор, на сей раз уже придворный. Там его и увидела в 1737 г. молодая цесаревна Елизавета (скажем откровенно, монашеского образа жизни никогда не придерживавшаяся). И началось…

Алеша Розум стал благородным господином Алексеем Розу-мовским (это гораздо позже его фамилию стали писать через «а»). Во время коронации Елизаветы именно Разумовский нес шлейф императорской мантии - уже будучи придворным в чине обер-егермейстера (соответствовал армейскому полковнику). Кавалером ордена Андрея Первозванного и крупным помещиком. А после венчания с Елизаветой получил титул графа, чин фельдмаршала, земель с крестьянами без счета, бриллиантов - пригоршнями.

Что любопытно, все современники единодушно отмечают привлекательную, в общем, черту новоиспеченного графа: несмотря на свое исключительное положение, он всегда старательно избегал дворцовых интриг, никогда не вмешивался в дела управления государством и никому не вредил. Вот насчет материальных благ он был как раз слабоват, любил и чины, и поместья, и алмазы.