(К слову, сменивший его фаворит Иван Шувалов был в этом отношении полной противоположностью Разумовскому: государственные дела любил и умел решать, но бескорыстным был фантастически, ни рубля от коронованной подруги не взял, ни паршивой медальки.)
Заодно с Алексеем Разумовским блестящую карьеру сделал и его младший брат Кирилл. В детстве он вместе с Алешей пас отцовских волов, а потом учился в Геттингенском и Берлинском, в Страсбургском университетах, в двадцать три года стал фельдмаршалом и гетманом Малороссии, действительным камергером, президентом Академии наук.
Интересная деталь: о своем «лапотном» прошлом гетман как раз страшно любил вспоминать. В своем дворце он специально поставил застекленный шкаф, где хранились его пастушеский рожок и простая крестьянская свитка - и любил этот шкаф демонстрировать гостям: вот, мол, из какого ничтожества поднялся!
Визитеры из Европы от такого зрелища форменным образом обалдевали, вслух изумлялись загадочности русской души: у них-то поднявшийся из «подлого сословия» вельможа как раз старался поглубже похоронить всякую память о своем неприглядном прошлом, а для надежности - вместе с живыми свидетелями…
Как легко догадаться, хотя у Елизаветы имелся совершенно законный муж, дети от этого брака никоим образом не могли бы наследовать престол империи - это уже были не вульгарные времена Петра I, когда солдатскую шлюху неведомого рода-племени произвели в императрицы…
Детей, кстати, и не было. До сих пор иногда всплывают публикации о загадочной «инокине Досифее», якобы дочери Елизаветы и Разумовского, но версия эта никогда не была подкреплена какими бы то ни было реальными доказательствами - одни домыслы и слухи. А выписанное по всем правилам свидетельство о венчании, кстати, Разумовский после смерти Елизаветы швырнул в огонь - чтобы не компрометировать покойную.
В общем, требовался наследник престола. И потому уже в 1742 г., сразу после коронации, Елизавета вызвала в Россию Петра Ульриха, родного внука Петра I (сына Анны Петровны и герцога Голштинского), своего родного племянника - и официально назначила его наследником.
Естественно, уже вскоре наследника было решено женить - ему исполнилось шестнадцать, а по меркам восемнадцатого столетия это считалось уже самым подходящим возрастом для брака. Стали подыскивать подходящую девицу: разумеется, из владетельного дома. Заграничного, конечно. Со времен Петра как-то уже привыкли, что наследники престола женятся на иностранках, а не на русских барышнях, как встарь.
Кандидатур поначалу перебрали множество.
Воодушевленный английский посол Уич тут же предложил свою кандидатуру - понятное дело, английскую принцессу. Точно не известно, но вроде бы юный Петр видел ее портрет, и англичанка ему понравилась. Однако Елизавета эту кандидатуру отклонила по причинам, оставшимся неизвестными. То ли «скороспелость» британских монархов тому причиной (тогдашняя королевская династия сидела на престоле неполных сорок лет и происходила из германского Ганновера, очередного крохотного княжества), то ли нашлись какие-то соображения внешней политики.
Французы предложили свою принцессу - но тут уж Елизавета практически моментально велела им передать, чтобы катились к парижской богоматери. Нет сомнений, что это было типичной женской местью. Как-никак в свое время именно Елизавету русские дипломаты пытались просватать за французского принца, но в Париже отказались, намекая что-то о не вполне благородном происхождении невесты…
Зато сама Елизавета первое время склонялась к тому, чтобы женить Петра на принцессе Ульрике, сестре Фридриха Великого.
Это была бы великолепная перспектива для России. Долговременные последствия могли оказаться таковы, что дух захватывает… Без малейших натяжек!
Россия и Пруссия в тесном союзе, связанные династическим браком, - это была бы такая сила, что в Европе попросту не нашлось бы великой державы или коалиции, способной противостоять на равных. Фридрих Великий умер бездетным, и трон перешел к его племяннику - но, родись у Петра и Ульрики сын, он имел бы точно такие же права на прусский престол. Если вспомнить, что российские монархи относились к связанным с Россией брачными узами Голштинии и Курляндии, как к вассалам, живо интересовались их делами, принимали в них самое активное участие…
Никаких сомнений: после смерти Фридриха Россия приняла бы самое живое участие в судьбе опустевшего трона. И наверняка нашла бы способы добиться своего. И если допустить, что в этой виртуальной Европе Германия тоже объединилась бы вокруг Пруссии - но Пруссии, теснейшим образом «пристегнутой» к Российской империи… Трудно сказать, как в этом варианте выглядела бы карта Европы. Но ясно одно: она мало походила бы на ту, что известна нам сегодня. Головокружительные открывались перспективы: мир без дурацкого, совершенно ненужного для обеих стран и гибельного для них противостояния, мир без обеих мировых войн, быть может.
Елизавету от идеи выбрать прусскую принцессу отговорил человек, которого без натяжек можно именовать злым гением России - канцлер Бестужев. Поганейший был субъект. Создатели фильма «Гардемарины, вперед!» не то чтобы исказили историческую правду - они просто-напросто кое о чем существенном умолчали. Прохвост и продажная шкура Бестужев предстал на голубом экране патриотом и великим государственным деятелем…
На деле это был выжига, бравший «пенсион» и от Франции, и от Англии, и от Австрии с Саксонией. И, соответственно, подчинявший интересы России помянутым державам. Как многие продажные политиканы, свое поведение Бестужев оправдывал высокими материями: у него, изволите ли видеть, была «система», согласно которой союзные Россия, Австрия и Саксония должны были яростно противостоять Франции и Пруссии.
Что касается Франции - все справедливо. Означенная держава еще со времен Петра I проводила откровенно враждебную России политику, от диверсий на российских военно-морских верфях (исторический факт, французские агенты были тогда же сцапаны русской контрразведкой) до интриг с Турцией и прямых военных действий (еще при Анне Иоанновне русские войска колошматили в Польше французский «ограниченный контингент»).
Серьезные разногласия имелись у России и с Саксонией, и с Австрией (ну, а Англия практически официально считалась вплоть до 1908 г. «вероятным противником» номер один).
В то время как с Пруссией Петербургу совершенно нечего было делить. Лучшее тому подтверждение - реальная история. Если не считать Семилетней войны, совершенно ненужной России, практически до конца девятнадцатого века отношения с Пруссией, а потом и с Германской империей враждебные не напоминали нисколько… Мелкие интриги не в счет.
В полном соответствии со своей «системой» Бестужев наметил в жены наследнику саксонскую принцессу Марианну. Сколько он за это содрал с саксонцев, сегодня уже не установить, но в бескорыстие Бестужева следует верить примерно так же, как в целомудрие Казановы…
Однако в тот раз Елизавета его не послушала. Сама она в конце концов остановилась как раз на Софье Ангальт-Цербстской. Поскольку была с ее семейством в довольно близких отношениях. Еще при Екатерине I брат герцогини Иоганны приехал в Россию в качестве жениха Елизаветы. Он вскоре умер, но Елизавета не прерывала переписки с Иоганной.
Иногда можно прочитать, что Екатерину «продвигал» главным образом Фридрих Великий. Это мало соответствует истине. Фридрих, конечно, участвовал в каких-то переговорах, но главную роль в выборе невесты для племянника сыграла сама Елизавета, долго и вдумчиво обсуждавшая именно этот вариант со своим лейб-медиком Лестоком и воспитателем великого князя Брюмером. Именно Брюмер (тайком, без ведома канцлера Бестужева) и начал переговоры с Иоганной.
Потом, действительно, подключились и Фридрих, и его министр Подевильс, и прусский посланник в Петербурге Мардефельд. Подчеркну особо: хотя именно Петр III считается в российской историографии чуть ли не «подсадной уткой» Фридриха, его протеже в первую очередь была Екатерина.
Самое интересное (в чем сходятся практически все историки) - это то, что Фикхен чуть ли не до последнего момента вовсе не подозревала, что ее ждет! Еще ничего не было решено. И никто не спешил распускать язык. Даже герцогиня Иоганна не могла быть уверена точно…