Но как предусмотрительная Екатерина ни заботилась о своей безопасности, претенденты на её трон постоянно выплывали, то в одном, то в другом конце России, которые, несмотря часто на всю несостоятельность их притязаний, всё-таки встречали громадные симпатии у голодного, обобранного до последней рубахи и недовольного своим правительством народа.
Недовольный грабежами и насилиями Екатерины народ с чувством благоговения произносил теперь имя умерщвленного императора Петра III и причислял его к лику святых, а потому неудивительно, что в короткое время появилось до дюжины Лже-Петров III.
Неудивительно после этого покажется также просвещенному читателю и то, что за Емелькой Пугачевым явилась такая страшная масса последователей, который имел едва ли не беспримерный в истории революций успех.
Потушение поднятого Пугачевым революционного движения следует приписать единственно необыкновенно деспотическим мерам, предпринятым из Петербурга. Резали, вешали, колесовали и четвертовали всякого, на кого имелось хотя малейшее подозрение: не делали больших исключений между правым и виноватым и старались лишь наводнить Россию при помощи виселицы и пытки таким паническим страхом, чтобы на долгое время обеспечить тишину и спокойствие.
До того собственно, что думал русский народ о своих тиранах, Екатерине было мало дела, она ненавидела и презирала русский народ, который для неё являлся лишь средством доходов, необходимых на покрытие чрезвычайных её трат на любовников.
Русский мужик был совершенно бесправным существом и не мог приносить на своих господ угнетателей никаких жалоб.
Под владычеством этой «просвещенной властительницы» некогда свободный русский народ лишился всех человеческих прав. Когда Дидро как то неодобрительно выразился по поводу того, что русский мужик грязен и неопрятен, Екатерина с цинизмом ответила: «к чему мужик станет мыть тело, которое не принадлежит ему?»
Одна эта фраза уже достаточно свидетельствует о политических и моральных принципах этой ужасной женщины.
Другой случай не менее ярко характеризует её государственные заботы. Рассказывают, что к Екатерине обратился как-то один бедный полковник за вспомоществованием, и императрица велела ответить ему: «коли он беден, то сам виноват — он довольно долго командовал полком». Иначе говоря: «грабьте, воруйте и наживайтесь на счет казны и оставьте меня в покое!»
Дорожа мнением о себе Европы, Екатерина постоянно кокетничала с французскими энциклопедистами Вольтером, Дидро и Д’Аламбером, которые, несмотря на свои либеральные мысли, не стыдились за русское золото пресмыкаться пред конкубинаткою Орлова, Потемкина, Зубова и других.
Они не стыдились публично воспевать ум и таланты Екатерины, с которой находились в самой дружественной переписке, а Вольтер даже состоял на постоянном жаловании у неё и неоднократно бывал в России. В честь его в библиотеке императрицы была поставлена мраморная его статуя, — которая лишь тогда была упрятана в подвал, когда во Франции вспыхнула революция.
Екатерина с большим предпочтением писала политические манифесты, переполненные громкими и либеральными фразами, она издала даже нечто вроде «российского кодекса», о котором в Европе говорили и писали немало и основания которого были приняты во Франции.
Но эти громкие и напыщенные фразы так и оставались фразами, и «знаменитый кодекс» так и пролежал в портфеле великой законодательницы, которая показывала его лишь иностранным гостям и тем самым стяжала себе в их глазах славу мудрой женщины.
К тому же манифесты эти и прочие литературно-политические творения «мудрой» Екатерины были ни чем иным, как выписками из Монтескье, Мабли Реккарии, Руссо и других.
Всё это имело лишь в виду «напустить пыли в глаза» глупой Европы и затем при помощи кнута заставить ее кланяться и петь хвалебные гимны.
План этот, действительно, к стыду «просвещенного запада» удался Екатерине как нельзя лучше, ибо российский деспотизм, достигший в то время едва ли не своего кульминационного пункта, вновь воодушевил и поддержал приходивший в упадок западный абсолютизм, и знаменитые Меттерних и Консортен в сущности были ни что иное, как жалкие эпигоны великой северной блудницы.
После неё Россия представляла жалкое высосанное до мозга костей пространство. Все екатерининские великие «творения» в области внутренней администрации и судопроизводства были не больше и не меньше, как те же знаменитые «потемкинские деревни». Всюду приступала она к реформам и нигде не доводила их до конца. Только в области монополий и налогов Екатерина заслуживает к себе полного внимания, так как здесь система обирания народа и обесценивания земли ею доведена была до гениальности!