У Генриха III помутился разум. Чтобы снова бросить вызов Гизам, он решил устроить своему покойному фавориту герцогу де Жуайезу грандиозный триумф, достойный героя и короля. На эти похороны он истратил колоссальные суммы. По его приказу 8 марта 1588 года городские старшины отправились вместе с лучниками, арбалетистами и аркебузирами за телом Жуайеза и его брата де Сен-Совера в [381] церковь Сен-Жак-дю-О-Па. Нескончаемый кортеж под охраной королевских швейцарцев, состоящий из кающихся грешников всех оттенков, советников королевских трибуналов, епископов и тысячи двухсот бедняков с факелами, сопровождал катафалк до церкви августинцев, где состоялась вечерняя заупокойная служба. На следующий день в присутствии короля и всего двора состоялась пышная панихида.
Оставшийся в живых фаворит д'Эпернон стал мишенью для нападок Лиги. Архиепископ Лионский Пьер д'Эпинак, которого д'Эпернон публично обвинил в прелюбодеянии с родной сестрой, вместе с кюре-фанатиком Сен-Бенуа сделал перевод Трагической истории Гаверстона англичанина Уолсингейма. В предисловии д'Эпернона сравнивали с Питером Гаверстоном – фаворитом Эдуарда II Английского, который приобщил этого короля к содомии и чьи расточительность и высокомерие стали причиной восстания баронов, которые отрубили ему голову в 1312 году. Никогда раньше не осмеливались настолько открыто клеймить гомосексуальные наклонности Генриха III и так прямо угрожать его доверенному человеку.
Всеобщее возбуждение, поддерживаемое проповедниками и надменностью лигистов-аристократов, только разжигала война памфлетов. Король, отрезанный от народа и Гизов, оказался в трагической изоляции. Королева Екатерина, в тот момент серьезно болевшая (колики, ревматизм и сильная зубная боль), была безумно напугана и отправилась к Гизу и Майенну просить их «доставить удовольствие» королю. Они пообещали это сделать. Но уже с давних пор их слова оказывались всего лишь ложью.
Тем не менее для них было желательно успокоить королеву, потому что они рассчитывали на то, что она станет их союзницей. Она была бабушкой маркиза де Пон-а-Муссона – наследника герцогской короны Лотарингии, которого она надеялась женить на старшей дочери своего кузена Франческо Медичи – великого герцога Тосканского. Она практически удочерила Христину – одну из дочерей герцога Карла III и занималась поисками мужа для девушки. [382] Сначала она предполагала выдать ее замуж за одного из сыновей герцога и герцогини де Немур, единоутробным братом которой был Гиз; потом она ухватилась за возможность устроить брак девушки с новым великим герцогом Тосканским, экс-кардиналом Фердинандо Медичи. Он стал преемником своего брата Франческо, который, как и его жена Бьянка Капелло, 9 октября 1587 года умер ужасной смертью, причиной которой якобы был яд. К этим тесным семейным связям с Лотарингцами добавлялись дружеские отношения, связывавшие королеву с некоторыми членами семьи Гизов. Несмотря на оскорбительные речи пылкой Екатерины-Марии Лотарингской, герцогини де Монпансье, королева-мать продолжала у нее бывать. Ее дружба с мадам де Немур, непринужденность в обращении с Гизом и его братьями, давняя дружба с кардиналом Бурбонским и многое другое – например, ее тайное соперничество с великим фаворитом д'Эперноном, делали ее одной из тех, кто скрыто симпатизировал руководителям Лиги.
Вполне вероятно, что во всех этих принцах, которых она называла сыновьями, племянниками или кузенами, она видела побеги будущего от королевского корня. Раньше она возлагала надежду на короля Наваррского, но он потерял ее уважение, отказавшись обратиться в католичество, чтобы получить французский престол. Окончательный разрыв в семье Наварров и полная невозможность того, что с этой стороны может родиться ребенок, в жилах которого будет течь ее кровь, еще больше отдалили ее от легкомысленного Беарнца. Конечно, ее не могли обмануть уловки Лиги, но родственные и дружеские связи, здравый смысл и ее стремление к выгоде заставляли ее к этому приспособиться, чтобы сохранить не только Корону, но еще и жизнь своему сыну.
В связи с этими благоприятными для Екатерины заблуждениями лигистов на ее счет она могла, в определенной мере, продолжать защищать своего сына. Но этого уже не могли сделать молодые вельможи, которых король хотел сделать своей защитой и своим оружием против людей и бедствий. Похоронный звон раздавался по великим [383] фаворитам: блестящий Жуайез был мертв, впрочем, его повелитель почти лишил его милости и подозревал в тайных связях с Лигой; умного и властного д'Эпернона, окруженного смертельными врагами, глас народа приговорил к высшему возмездию.