Но не все парижские лигисты были настолько безжалостны. Знаменитый проповедник Гинсестр возвестил о смерти королевы с кафедры в воскресенье: «Она сделала много доброго и дурного. Сегодня очень сложно сделать выбор: должна ли католическая церковь молиться за ту, которая так плохо жила и часто поддерживала ересь, а в конце жизни, как говорили, выступала за наш правый союз и не соглашалась на смерть наших добрых принцев. Поэтому я скажу вам, что если случайно, из милосердия, вы помянете ее молитвами pater, Господь Всемогущий, или Богородице Дева, радуйся, то это, как может, послужит ей, отдаю это на ваш суд».
В Париже тоже было произведено достаточно эпитафий. Самую известную приводит Л'Этуаль. Насколько можно судить, она дает весьма противоречивую оценку:
Здесь покоится королева – и дьявол, и ангел,
Достойная порицаний и похвал:
Она поддерживала государство – и оно пало;
Она заключила множество соглашений
и устроила немало споров;
Она дала миру трех королей и пять гражданских войн, [415]
Строила замки и разрушала города,
Приняла много хороших законов и плохих эдиктов.
Пожелай ей, Прохожий, Ада и Рая.
В продолжающей бунтовать столице все-таки достаточно уважительно относились к памяти старой королевы.
Передавались слухи, которые, подчеркивая презрение короля к останкам его матери, только еще больше дискредитировали монарха. В Блуа, где ее обожествляли как Юнону французского двора, «она еще не успела испустить последний вздох, а уже интересовала не больше, чем какая-нибудь тухлятина». Паскье рассказал, почему возникла эта история. Ее прах в цинковом гробу находился в церкви Святого Спасителя в ожидании момента, когда Франция несколько успокоится и его можно будет перевезти в Сен-Дени: «Правда, что тело было неважно набальзамировано (потому что в городе Блуа нет достаточного количества благовоний и средств для этого случая), и через несколько дней от него начал исходить дурной запах, а когда король уехал, пришлось ее похоронить среди ночи; не под сводами – таковых не было, а прямо в земле, так же как и самого ничтожного из нас, смертных; и даже в таком месте церкви, где нет никаких указаний, что она там покоится».
Там она оставалась в течение двадцати одного года, пока в 1610 году внебрачная дочь Генриха II и его любовницы из Пьемонта Филиппы Дучи – Диана, которая сначала была герцогиней де Монморанси, а потом герцогиней Ангулемской и де Шательро, приказала перевезти останки законной супруги своего отца в ротонду Валуа в Сен-Деии. Но и это место не стало ее последним пристанищем. В первый раз ее могила была перенесена в 1719 году внутрь базилики после разрушения часовни Валуа. Потом, в 1793 году, когда королевские гробницы были осквернены революционерами, ее останки, как и содержимое всех остальных захоронений, были сброшены в общую могилу. Но легенда о королеве уже будоражила умы. Сборщик налогов из Сен-Дени [416] Брюле решил оставить сувенир на память и сохранил ногу – одну из тех, которые, по свидетельству Брантома, были необыкновенно изящны и восхитительно стройны: историк сообщает, что «у Екатерины были ноги очень красивые, как говорила одна из ее дам, которой очень нравилось надевать на нее чулки и видеть, как натянутый чулок красиво обрисовывает ногу». Эта иссохшая и почерневшая часть тела королевы нашла свой последний приют в одной из витрин музея Таве в Понтуазе.
Завещание королевы было составлено и скреплено королевской печатью у постели умирающей. В нем она щедро одаривала своих верных слуг: около 400000 экю завещанных. Королева вознаградила рвение членов своего многочисленного дома: 112 статс-дам и фрейлин, 76 придворных кавалеров, полдюжины карликов, 58 советников, 108 секретарей, 51 певчий из ее церкви, 23 врача, 50 горничных. Всего – около 500 человек, не считая самых мелких лакеев и кухонных рабочих. Правда, что 50000 экю, заложенных в прошлом году, еще не были выплачены, и к тому же некоторые слуги получили свои деньги только через несколько лет.
Главными наследниками были Христина Лотарингская, «в знак доброй дружбы, которую она [королева] испытывает к своей внучке, вырастив ее как свою родную дочь». Будущая великая герцогиня Тосканская получала все, что принадлежало королеве в Италии, включая ее права на герцогство Урбиргское и 200000 экю-пистолей, которые предыдущий великий герцог пообещал ей в качестве возмещения ущерба за уступку ее собственности. Христина наследовала особняк королевы в Париже и половину всей мебели, колец и драгоценностей.