Выбрать главу

Еще два раза после краткой военной кампании на Рейне (апрель-июль 1552 года) король отправлялся воевать – в 1553 и 1554 годах. Екатерина снова занимала место регентши, [88] окружив свою деятельность театральной пышностью: она одевалась в черное и заставляла придворных «горячо молить Господа Бога Нашего о счастье и благоденствии отсутствующего короля». Она поручила коннетаблю охранять жизнь Генриха в бою: «Я с вами говорю как женщина», – писала она ему. По первому зову она всегда была готова отправиться к королю. Во время своего регентства она занималась второстепенными делами. Но после разгрома в Сен-Кентене все изменилось. Двор спасся бегством в Сен-Жермен и, несмотря на спокойствие королевы, опасность была действительно велика. После этого поражения были необходимы огромные денежные средства, чтобы собрать новую армию. Король поручил Екатерине попросить у горожан немедленной и значительной помощи. 13 августа королева отправилась в Городскую ратушу в сопровождении сестры Генриха II Маргариты и еще нескольких дам, «одетых в черное, как если бы они были в трауре». Екатерина «взволновала и воодушевила хозяев Парижа», как рассказывает Брантом, а в протоколе чрезвычайной генеральной ассамблеи горожан добавляется, что она смиренно попросила «помочь королю деньгами, чтобы как можно быстрее собрать армию в десять тысяч пеших солдат». Эта просьба, выраженная в самых трогательных словах, была принята после краткого обсуждения в отсутствие королевы: «Все жители вышеупомянутого города и пригородов без всякого исключения должны будут заплатить сумму в 300000 турских ливров». Это голосование стало первым ораторским успехом королевы.

И действительно, нужно было подготовиться к защите до возвращения итальянской армии. Генрих II предложил контратаковать противника, как только это станет возможным, на севере королевства. Был один город, заполучить который очень хотели французы – Кале. Как только в ноябре 1557 года в Компьене была собрана новая армия, король решил отправить герцога де Гиза воевать с этим городом, который еще со времен Столетней войны принадлежал Англии. А королем-консортом Англии, супругом Марии Тюдор, был не кто иной, как Филипп II, король[89] Испанский. Всю Европу потрясла скорость завоевания, закончившегося 13 января 1558 года – ведь город считался неприступным.

Эта победа подоспела как раз вовремя. В Париже с 5 января 1558 года заседали Генеральные штаты королевства. Одним из предметов обсуждения был брак дофина Франциска, помолвленного с юной королевой Шотландии, Марией Стюарт, племянницей герцога де Гиза, воспитывавшейся при дворе Франции. Чтобы облегчить заключение мира с Филиппом Испанским, в результате переговоров, начатых коннетаблем де Монморанси, находившемся в плену в Генте, было предложено заключить брак Елизаветы, дочери Генриха II и Екатерины Медичи, и испанского инфанта, дона Карлоса, а также брак дофина с сестрой Филиппа II. Взятие Кале положило конец колебаниям: помолвка наследника трона с королевой Шотландии была окончательно решена, заключена 19 апреля, а 24 апреля 1558 года состоялась свадьба. С этого момента стали говорить о браке Клод, дочери короля, с герцогом Карлом III Лотарингским. Эти брачные союзы тесно связывали семью Гизов с правящей династией. Для них это было одновременно результатом больших усилий и наградой за славные деяния герцога де Гиза.

В Италии герцог Феррарский примкнул к испанской партии. 21 апреля 1558 года он подписал договор с Филиппом II через посредничество Козимо Медичи, которому в качестве награды пообещал маленькую республику Монталчино.

Наследник Феррары, Альфонсо д'Эсте, женился на Лукреции, дочери герцога Баланса. После измены Феррары в Италии оставался единственный союзник Франции – граф ла Мирандоле.

Триумф флорентийского тирана был полным. Он проявился еще более ярко, когда волею судьбы 20 июня 1558 года Пьеро Строцци погиб при осаде Тионвиля. Королева Екатерина и король с великой печалью восприняли эту новость. Они подчеркнули свою привязанность к семье покойного тем, что оставили при дворе вдову Пьеро Лаудомину, [90] дав ей содержание в тысячу экю и в собственность – владение с шестью тысячами ливров дохода. Генрих II дал Филиппу, сыну маршала, титул смотрителя королевских покоев, содержание в четыре тысячи ливров и земли, приносящие десять тысяч ливров дохода – бывшее владение его отца. Во Франции ширилось движение Реформы, и поэтому необходимо было заключить мир с Испанией. 5 сентября 1558 года полиция арестовала большое количество людей, участвовавших в проповеди на улице Сен-Жак. Папа направил кардинала Тривульцио для того, чтобы одновременно облегчить мирные переговоры и борьбу против ереси. 3 января 1558 года легата торжественно встретили в Париже. Но протестанты продолжали устраивать свои собрания. С 13 по 19 мая они организовали молебны и пение псалмов на Пре-о-Клер, по соседству с Сен-Жермен-де-Пре, а также и за стенами города, в полях, примыкающих к заставам Сент-Антуан и Сен-Виктор. В них участвовали четыре или пять тысяч человек и несколько дворян, прибывших верхом, среди них был король Наваррский, Антуан де Бурбон, гугенотский пыл которого был всего лишь слабым отражением веры его супруги Жанны д'Альбре – троюродной сестры Генриха II. В связи с проведением мирных переговоров испанцы выдали французам людей, подозревавшихся в ереси, – в частности, племянников Монморанси. Франсуа д'Андело, брат адмирала Гаспара де Колиньи, временно исполнявший должность своего брата, находившегося в заключении, направил письмо протестантам Германии. В нем он говорил о неизбежном разделе королевства. Послание было перехвачено. Его использовали, чтобы предупредить кардинала Лотарингского, а через него – и короля. Проблема становилась международной. И правда – сначала 19 марта, потом 8 мая граф Пфальца, герцог Саксонский, маркграф Магдебургский, герцоги Цвайбрюкена и Вюртенбергский направили Генриху II прошение, в котором поддержали Парижскую реформаторскую церковь. 21 мая король дал быстрый и категоричный ответ: «Я желал бы, чтобы вы поняли, что большинство этих людей… являются возмутителями общественного порядка и врагами спокойствия [91] и единения христиан. Поэтому можно думать, что их намерения обратятся во зло».