Протестантское движение принимало невиданный размах. С 1556 по 1559 годы, несмотря на преследования, у него появилось значительное количество новых приверженцев. В мемуарах того времени говорится о 2150 местах, где в 1562 году проводились богослужения с соответствии с реформированными обрядами. Посол Венеции Микеле Суриано подсчитал, что на общее количество населения – шестнадцать миллионов – было около четырехсот тысяч протестантов.
Но Гизов больше всего пугало даже не количество, а сила убеждений реформистов. После появления «Установления о христианской религии» в Женеве Кальвин установил республику, живущую в соответствии с новыми принципами веры. Теперь не только во Франции – в Германии в Англии, Шотландии, Нидерландах было много кальвинистов.
Гизы усовершенствовали репрессивное законодательство Генриха II: после Экуэнского эдикта (2 июня 1559 года), по которому еретиков приговаривали к сожжению на костре, в соответствии с декларацией Вилле-Котре от 4 сентября, зарегистрированной 23 декабря, приказывалось уничтожать дома, в которых собирались протестанты. Эдикт от 9 ноября устанавливал смертную казнь за созыв недозволенных ассамблей. Позже, еще один эдикт от февраля 1560 года указывал сеньорам – высшим феодальным судьям, применять это уложение, угрожая им, в противном случае, лишением права судить.
Королева-мать не была убеждена в необходимости таких суровых мер. Она стремилась выяснить численность протестантов, полагая, что в случае необходимости они смогут поддержать принцев крови. Она знала, что в августе возвращавшийся ко двору Антуан де Бурбон встретился в Вандоме с многочисленными друзьями, среди них был священник Морель, представлявший протестантскую Парижскую церковь. Пылкий Луи де Конде посоветовал своему брату решительно потребовать причитающуюся ему долю в правительстве. В случае необходимости он был готов взять в руки оружие. Позже Кальвин напишет Колиньи, что примерно в это время у него просили совета, считать [111] ли «незаконным сопротивление тирании, Божьи дети которой оказались в таком случае угнетенными». Он ответил отрицательно и отсоветовал браться за оружие, но согласился, что «если принцы крови требовали сохранения своих прав для общего блага и если палаты парламента присоединятся к их борьбе, то будет законно, что любой добрый подданный короля окажет им военную поддержку».
Восстание должен был организовать принц Луи де Конде. С 1558 года его влияние на гугенотов чрезвычайно возросло и он затмил своего старшего брата – слабовольного Антуана де Бурбона. Тот когда-то участвовал в собраниях на Пре-о-Клер, подталкиваемый своей супругой Жанной д'Альбре. Но он больше был привязан к своему королевству Наваррскому, чем к протестантской религии, что и продемонстрировал, согласившись проводить Елизавету де Валуа к Филиппу II; делая это, он надеялся вернуть себе испанскую Наварру, захваченную в 1513 году. Антуан был человеком мягким и не особенно храбрым. Это проявилось во время церемонии коронации: он почти не протестовал, когда его кузен, герцог де Монморанси, принц крови, был вынужден пропустить Франсуа Клевского, герцога Невэрского, ставшего герцогом и пэром на месяц раньше него; и, кроме того, он позволил в своем присутствии арестовать одного из своих дворян – Ансельма де Субселя, подозревавшегося в распространении клеветнических измышлений о Гизах.
В отличие от старшего брата, Конде был храбр и энергичен. Складывалась очень благоприятная для народного движения ситуация. Под напором финансовых затруднений Гизы опубликовали королевский ордонанс от 14 июля 1559 года. В нем говорилось об уменьшении численного состава войск, ставших ненужными после Като-Камбрезийского договора. Кардинал де Гиз угрожал виселицей толпе попрошаек, требовавших признания их заслуг. Большинство покинули двор в ярости. Они были готовы ухватиться за любую возможность отомстить. К этой злобе добавилось растущее недовольство политикой централизма и репрессий [112] Гизов. Но само по себе оно не могло быть использовано в качестве повода для выступлений: дворяне по-прежнему оставались приверженцами существовавшего режима, как Гаспар де Колиньи, например, который ограничивался мольбами о снисхождении к своим собратьям по вере, адресованными королеве-матери. Но мелкое дворянство, как и простой народ, оказалось жертвой ухудшения экономической ситуации.