Королева Вюртемберга стремилась не только к открытию галерей, которые демонстрировали бы уникальные произведения искусства и повышали бы тем самым престиж двора. Она понимала и практическую пользу искусства, способствовавшего возрождению экономики, формированию общей бытовой культуры и воспитанию патриотизма. Так, например, Екатерина попыталась привлечь к своим проектам известного в то время поэта Иоганна Петера Хебеля, который, печатаясь в «Рейнском друге дома» и «Шкатулке с драгоценностями», стал выразителем господствующих в обществе национально-патриотических настроений. Варнхаген фон Энзе в своих воспоминаниях очень точно описал свойственную Екатерине Павловне манеру обращения со своими подданными и реакцию на нее Хебеля: «Королева Екатерина Вюртембергская обратила внимание на процветающий по соседству (в Бадене. — Примеч. авт.) талант Хебеля и его широкую популярность и подумала, что сможет в самом хорошем смысле использовать его на благо своей страны; ведь бюргерство и сельские жители нуждались в образовании, а общие понятия, изложенные доступным народу языком, были бы лучше ими восприняты и правильно применены; людей нужно просвещать относительно предоставленных им конституцией политических прав, и ничто не может быть более целесообразным, чем соединение политического просвещения с предоставлением самых разнообразных полезных сведений по аграрным, ремесленным и другим вопросам. Хебель показался ей вполне подходящей для этого кандидатурой, и королева вскоре после прибытия в Баден милостиво пригласила его к себе. Прийдя в полный восторг от общества столь благородной женщины, от ее умных речей и точных наблюдений, он ни о чем уже не мог спорить и ничему не мог противиться и, дав все, какие только можно, обещания, в блаженном упоении вернулся назад, в Карлсруэ. Там он наконец одумался и, поразмыслив, пришел к выводу, что порученное ему дело вовсе не такое легкое и ему потребуется не только всеобщая помощь, но и особое руководство, за которым он и обратился ко мне, тем более что сама королева в разговоре ссылалась на мое имя. Мне он вскоре признался, беспокоясь и смеясь одновременно, что он не только не понимает, чего, собственно, хочет от него королева, но и не уверен в своей способности достичь того, что предполагает своей целью; он, напротив, хотел бы, если можно, отправить сочинение, написанное в свойственной ему манере, чтобы ясно показать свою неспособность вести беседы на политические темы, и заверить при этом королеву в том, что он мог бы убедительно писать о многих других вещах»{210}.
Варнхаген пытался объяснить поэту, что Екатерине Павловне не нужна риторика в духе «разговоров в садовой беседке». Ей требовалась политическая агитация за хозяйственное возрождение Вюртемберга. Королеве, в конечном счете, так и не удалось уговорить Хебеля использовать искусство в качестве оружия в борьбе с экономическими и политическими проблемами Вюртемберга. Впрочем, Хебель вовсе и не был обязан разделять убеждения своей королевы, ему нужно было просто исполнять ее волю. Именно так поступал Карамзин, именно к этому и привыкла Екатерина. В Вюртемберге, общаясь с самыми разными людьми, русской великой княгине пришлось многому научиться, и все-таки она оставалась верна своим привычкам — добиваться поставленной цели любыми способами, быть властной и неумолимой. Во всяком случае, впечатлительного Хебеля она очень сильно напугала.
Письма Екатерины Павловны к политическим и общественным деятелям всегда отличались краткостью и ясностью изложения мыслей, свойственными женщине, привыкшей отдавать приказы. Однако, зная о тяжелом социально-экономическом положении и неясном политическом будущем Вюртемберга в 1816 г., мы могли бы вместо того, чтобы критиковать королеву, удивиться тому, за сколько дел в столь короткое время она энергично взялась и как много из них ей удалось довести до конца. В ее поступках не было ничего от чрезмерного великодушия или от чуждого реальному миру налета абстрактного благодеяния. В течение двух лет, проведенных в Вюртемберге, Екатерина оставалась деловой женщиной, трезвой и рассчетливой, довольно искусно применявшей различные тактические приемы. Деньги, мужество и готовность к риску — все было подчинено главной цели: превратить Вюртемберг в сильное государство, помочь Вильгельму занять руководящую позицию в Германском союзе с тем, чтобы самой эффективно защищать в Германии российские интересы. Сентиментальностей королева себе больше не позволяла. В письмах к Николаю Михайловичу Карамзину, своему верному другу еще со времен борьбы против Мхаила Михайловича Сперанского, она, недовольная ожесточенными конституционными дебатами в Вюртемберге, советовала историку больше внимания уделять собственным сочинениям, нежели чтению многочисленных конституционных проектов, разработанных в Германии. Познакомившись ближе с деятельностью собрания представителей сословий, она все чаще повторяла понравившееся ей крылатое выражение: «Хорошие законы, которые выполняются, и есть лучшая конституция». Рассуждения Варнхагена фон Энзе о том, что Екатерина Павловна, выступая в Вюртемберге за расширение прав сословий в соответствующих статьях конституции, благоприятно воздействовала тем самым на решение конституционного вопроса во всей Южной Германии, представляются нам явным преувеличением.