На следующий день состоялось само погребение, последний акт разыгравшейся трагедии: …В четверг в 9 час. утра прошло траурное богослужение; после него началась литургия, по окончании которой состоялась панихида в присутствии представительного общества высокопоставленных лиц. Четверть часа спустя в нашей церкви появился Его величество король, в присутствии которого началось траурное песнопение. Потом гроб с телом Ее Величества был снят с катафалка, и придворные слуги понесли его к въезду, перед которым стоял траурный парадный катафалк с балдахином, запряженный восемью черными лошадьми, покрытыми черными попонами. После того как гроб был установлен на катафалк, обер-берейторы повели лошадей под уздцы по главной улице Кенигштрассе по направлению к лютеранской церкви. Перед гробом шел духовник Ее Величества с иконой Смоленской Божьей Матери, по обе стороны от него — псаломщики со свечами»{217}. На этом месте подробный доклад русского псаломщика прерывается. Евангелическая лютеранская церковь уже не принадлежала к сфере его компетенции. Екатерина Павловна была временно захоронена в княжеском склепе монастырской церкви. Закончилась официальная траурная церемония, но не траур по глубоко уважаемой всеми королеве. При жизни она осуществляла свои социальные проекты не только одной лишь силой авторитета монарха. Ей не нужны были малообразованные советчики, одобрявшие любой ее шаг. Социально-политическая деятельность Екатерины Павловны, находившаяся в тесной связи с общей политикой, проводимой королем и правительством, была наполнена всевозможными конфликтами и ожесточенными спорами. Но после ее скоропостижной кончины поэт Людвиг Уланд, отстаивавший старовюртембергское право и находившийся в оппозиции к правительству и королеве, отразил в своих строчках, полных риторических вопросов, общий дух наивной народной веры в святость королевы:
О ты, блаженная, слишком рано покинувшая нас,
Возьми с собою не золото, не драгоценности
А венок, сплетенный не из цветов.
В суровые годы ты завершила свой путь:
Я сплел его из плодов, подаренных нашей землей,
Которые ты жертвовала нам в голодные дни;
Да, этот венок подобен венку Цереры.
Мать народа, кормилица, позволь воспеть тебя!
Здесь и там, повсюду в стране проходили траурные церемонии и памятные мероприятия, в первую очередь, конечно же, в тех учреждениях, которые основала, финансировала или же лично возглавляла королева. Густав Шваб, преподававший в одном из приютов Екатерины, в словах, полных глубокого чувства, выразил это всеобщее состояние:
Когда труд был отсрочен в прекраснейшем цветении,
Когда измучилась непогодой природа,
На это житие рог изобилия, полный ее добродетелей,
В награду излился широкими потоками,
И воспламененная благодарностью к ней душа
Познала в этом созидающую силу Творца;
А теперь должны были бы прийти хорошие времена,
Но королева взяла их у нас.
Шваб прочитал эти строки 24 января 1819 г. во время траурной церемонии в Штутгартском музее. Его перу принадлежит и «Краткий очерк жизненного пути» королевы, зачитанный им вслух 5 марта 1819 г. во время одной из траурных церемоний. Главная мысль очерка: «Жизнь Екатерины не прошла бесследно, она продолжается в ее делах». Это были всего лишь два памятных мероприятия в длинной цепи им подобных. К ним принадлежало и состоявшееся 16 января 1819 г. торжественное собрание в связи с присвоением имени Екатерины королевскому приюту в Штутгарте.
Вильгельм I оказался в очень сложном положении. Народ опасался, что исходившие от королевы щедрые материальные пожертвования теперь иссякнут. Будучи в глубоком трауре, король должен был тем не менее энергично действовать. За его поступками следила вся страна. Вильгельм I лучше других понимал, что означала масштабная благотворительная деятельность для дальнейшего оздоровления экономической и социальной политики страны. Поэтому все созданные Екатериной Павловной учреждения он символически взял под свою личную защиту. Фактически все они и так уже находились под контролем государства через созданную в 1818 г. комиссию по делам бедноты и составляли часть общегосударственной социальной политики. И января 1819 г. король возложил руководство Благотворительным союзом на тех лиц, которые имели большие заслуги в деле его учреждения. Он писал тайному советнику Августу фон Гартману: «Поскольку я считаю своим священным долгом почтить память Ее Величества, моей августейшей супруги и возлюбленной, как во всех делах, так и, в особенности, в тех, которые касаются сохранения и тщательной заботы за всеми институтами, основанными Вышеупомянутой на благо моего народа и взятыми ею под свой материнский надзор, я склоняюсь к тому, чтобы передать Вам отныне руководство Центральным управлением союза бедноты и сельскохозяйственного союза, а также высочайший надзор за всеми остальными связанными с ними учреждениями, так что Вы дважды в неделю будете докладывать мне о темах, обсуждаемых на заседаниях союзов. Поставив Вас тем самым в известность относительно моего решения, я выражаю уверенность, что Вы сочтете верховное руководство этими институтами в духе их благородной учредительницы и ее известных Вам намерений свидетельством моего к Вам доверия и благосклонности, с которыми и остаюсь, мой дорогой тайный советник фон Гартман, Ваш милостивый король, Вильгельм»{218}.