Король должен был также заняться вопросами, связанными с наследством, оставленным Екатериной, и выполнить все ее распоряжения, записанные в завещании. К 22 апреля 1819 г. он дал свое согласие на раздел движимого имущества Екатерины Павловны в строгом соответствии с ее последней волей. Кроме того, он пошел дальше, передав тот миллион рублей, который подарила ему Екатерина, обеим своим дочерям. Было ли это свидетельством его неспокойной совести, проявлением особых чувств к покойной жене или же чисто политическим расчетом — нам остается лишь догадываться. Мы видим лишь конечный результат: король ни в одном из пунктов не нарушил волю своей супруги. Урегулирование вопросов, касавшихся наследства, согласно составленному королевой завещанию имело большое значение и с точки зрения дальнейших отношений Вюртемберга с Россией. Императорская семья, конечно же, была потрясена внезапной смертью Екатерины Павловны. Мария Федоровна потеряла уже четвертую дочь. Разве не могло все это не вызвать у матери сильнейшего шока, даже если она и руководствовалась в своем поведении всегда, в том числе и в отношениях с дочерью, в первую очередь политическими интересами? А как настойчиво обе они, мать и дочь, добивались императорской короны и боролись против Наполеона! Чего только ни предпринимали они, чтобы принудить Александра I к активным военным действиям против узурпатора. Все это давило на сердце матери тяжелым грузом воспоминаний. Семья была прекрасно осведомлена и об особом отношении Александра к своей резвой сестричке. Да и находясь в Вюртемберге, Екатерина Павловна была важной для русской политики персоной, хоть ей и пришлось довольствоваться второстепенной политической ролью. Поэтому с разных точек зрения, политической, финансовой и чисто человеческой, было вполне понятно, почему российский императорский дом настойчиво ждал самого тщательного выяснения причин внезапной кончины Екатерины Павловны. Хорошо, что княгиня успела родить четверых детей, так что прочные династические связи не прерывались с ее смертью.
Вильгельм I со своей стороны сделал все, чтобы сохранить неизменным политический и династический союз с Российской империей. Ведь от этого в значительной степени зависело его собственное политическое будущее. Он скрупулезно выполнил все распоряжения своей супруги. Оба ее сына были переданы под опеку ольденбургского дома. Граф Берольдинген, впоследствии министр иностранных дел Вюртемберга, отправился в Санкт-Петербург с подробным отчетом: о течении болезни королевы, результатах вскрытия, траурных мероприятиях и о реакции народа на трагическое событие. В соответствии с правилами императорского дома Романовых, касавшимися великих княжон, выходящих замуж за границу, Вюртемберг был обязан теперь построить достойную усыпальницу, куда из евангелической лютеранской церкви должны были быть перенесены останки Екатерины. У Вильгельма I был уже план на этот счет. Королева как-то при жизни пожелала обрести вечный покой в Ротенберге, там, где находились руины родового замка вюртембергских правителей, хотя не записала в завещании этого своего желания. Это место могло быть символическим и для вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Берольдинген также передал фрейлине Алединской причитавшиеся ей согласно завещанию памятные подарки и попросил ее вернуть ему все письма, которые она получила от Екатерины Павловны. В те времена это было вполне обычным делом. В течение четырех лет просьба была выполнена.
А вот письма Екатерины к брату Александру Вильгельм заполучить не смог. Секретарь королевы Бушман после смерти своей госпожи переслал все ее документы и записки Марии Павловне в Веймар. Мы не знаем, хранились ли они там или сразу же были отосланы далее. В любом случае, это не может служить доказательством некоторого охлаждения в отношениях между дворами Санкт-Петербурга и Штутгарта. Возвращение или даже уничтожение всей корреспонденции умершего члена семьи российского императорского дома было в духе традиций того времени. Позднее, в 1857 г., Мария Павловна в своем завещании распорядилась, чтобы письма всех умерших членов ее семьи сожгли, а живых — вернули на родину. Кроме того, содержание сохранившихся писем ни в коем случае не должно было стать известным какому-либо третьему лицу. Император Николай I, например, распорядился сжечь даже дневники своей матери. Объяснение мотивов подобного обращения с семейными документами звучало не всегда убедительно. Сохранившиеся записки Марии Павловны убеждают нас в том, что в них не содержится каких-либо государственных тайн, нет в них и свидетельств нарушения морали.