Кронпринцы из Баварии и Вюртемберга были для Екатерины Павловны второстепенными фигурами, главная ее цель была — брак с одним из австрийских эрцгерцогов, Фердинандом или Иоганном. Как и прежде, Австрию она считала главным потенциальным союзником России. А брачные проекты с Баварией и Вюртембергом служили ей для того, чтобы отвлечь внимание Наполеона. Хотя в Санкт-Петербурге должны были понимать, что французский император не останется в неведении относительно тактики русских. В ноябре 1807 г. Куракин, еще занимавшийся сердечными делами Екатерины, писал Марии Федоровне о кронпринце Вильгельме Вюртембергском и об эрцгерцогах: «Из всех трех принцев самое блестящее положение у вашего племянника, принца Вильгельма Вюртембергского. Хвалят его внешность, он очень смышлен и любезен, но я не думаю, что его вкусы и принципы так же чисты и строги, как у обоих эрцгерцогов. Он прошел такую школу и видел перед собой такие примеры жестокости, что от него стоит ожидать такого же поведения, как и у его отца. К тому же брак с ним слишком удалит великую княжну от родины и не так согласуется с политическими интересами России, как брачный союз с домом Габсбургов»{24}. Куракин искусно играл на воспоминаниях о грубом поведении Фридриха по отношению к Екатерине II и тактично намекал, что, поскольку Вюртемберг вошел в созданный Наполеоном Рейнский союз, Вильгельм был обязан служить во французской армии. Руководствуясь основным аргументом Марии Федоровны: главное для нее — счастье ее дочерей, — он продолжал настойчиво отстаивать позицию сближения России с Австрией.
Эрцгерцоги, один из которых должен был стать мужем для Екатерины, получили от русского посла следующие характеристики: «Юный эрцгерцог Фердинанд славится своей необыкновенной храбростью, которую он проявил в военной кампании 1805 г., но при всех своих замечательных качествах, наконец, при прекрасной внешности, которую все в нем отмечают, он — всего лишь принц в третьем поколении императорской семьи. У него нет ни состояния, ни содержания в виде земельной ренты, то есть никаких других средств существования, кроме службы, и потому он не может претендовать на то положение, на которое претендуют другие эрцгерцоги, братья императора. Только эрцгерцог Иоганн, признаюсь, отвечает всем моим желаниям; так как впечатление, которое он на меня произвел во время данной им для меня аудиенции, убедило меня в том, что его мужская красота и его любезность покорят сердце великой княжны в той самой степени, в какой он достоин ее руки по своему происхождению и заслугам»{25}.
Факты свидетельствуют о том, что Куракин был хорошим исполнителем, но не совсем понимал суть происходящих событий. Всю информацию он получал из первых рук при австрийском дворе, в частности от министра иностранных дел графа Иоганна Филиппа фон Штадион: «Он назвал мне всех эрцгерцогов, чтобы мы могли обсудить тех, кто соответствует нашим требованиям. Упоминая эрцгерцога Палатинуса, он заверил меня, что знает о его особой привязанности к великой княжне Екатерине со времени последнего его пребывания в Петербурге (похоронив в 1801 г. свою супругу, великую княгиню Александру, эрцгерцог в 1803 г. приехал в Петербург. — Примеч. авт.). На это я возразил ему, что наша церковь не разрешает, чтобы две сестры выходили замуж за одного и того же мужчину. Наконец мы остановились на кандидатуре эрцгерцога Иоганна, чьи достоинства и внешность заслуживают всяческого восхищения. Министр похвалил его характер, прилежание, его принципиальность и добавил, что все дети императора Леопольда отличаются превосходным воспитанием, что все они глубоко религиозны. Это уже много, но еще не все, заметил я. Каково в настоящее время его материальное положение? Какое содержание будет ему выделено в случае его женитьбы? Какое благосостояние он сможет обеспечить своему потомству? — Обычно эрцгерцогу, вступающему в брак, обеспечивается содержание от 50 000 до 60 000 гульденов ежегодно. — Этой суммы, возразил я, вовсе недостаточно; но ведь среди арифметических правил есть и умножение, нельзя ли применить его в данном случае? — О, конечно, эти 50 000 гульденов мы можем даже утроить, — отвечал фон Штадион. — Очень хорошо, сказал я, 150 000 гульденов постоянного дохода нас вполне удовлетворят, но к этому нужно еще добавить должность генерал-губернатора и резиденцию, приятную и достойную особ столь высокого положения, поскольку, не имея возможности покинуть Вену, юная пара чувствовала бы себя стесненно. В качестве резиденции эрцгерцога, по-моему мнению, можно было бы выбрать что-нибудь в Богемии или Прагу, возможно подойдет Галиция, тогда лучше Лемберг или Краков. Я добавил, что нахожу самым удобным местом Прагу, так как там есть большой красивый замок, но, может быть, эрцгерцог и великая княжна предпочтут Лемберг, поскольку это ближе к России. — Граф фон Штадион возразил мне, что император, потеряв Нидерланды и Миланскую область, не может больше предоставлять должности генерал-губернатора и для него было бы сложным учредить новые, поскольку теперь все провинции, составляющие Австрийскую империю, объединены и подчинены единому управлению»{26}.