– Ну, и зачем набожному человеку носить на шее, опричь креста, множество образков? – вопрошала она сердито, сидя среди подруг. – Мало того, таскать их и в карманах? – Бога надобно в сердце иметь, а не по карманам рассовывать его образ! – говорила она страстно, при этом жестикулируя руками.
Вот и сей час, мирно беседуя с посетившей их Нарышкиной, она, паки горячо заговорила об Салтыкове и образках. Выговорившись, она, успокаивая себя, положила ладонь себе на грудь, пытаясь утихомирить, видимо, свое перевозбужденное сердце.
– Зато он обходителен, имеет хорошие манеры, умеет давать правильные ответы на щекотливые вопросы, – спокойно защищала Салтыкова Анна Никитична.
– Сей аршин с шапкой грешит алчностью и лукавством! Без мыла в душу влезет в мгновенье ока, одним махом! – паки категорично изразилась Королева-Протасова тихо, но ехидно добавила:
– Да мне самой на его желтое лицо противно смотреть, а бедным княжичам каково!
Нарышкина, с осуждением, пристально посмотрела на нее, намекая, что Королева далеко сама не красавица, но вслух токмо и молвила:
– Однако государыня ценит его.
– Характер у него скрытный и уклончивый, зато умеет оборотиться овечкой, – подала свой голос Перекусихина. – Однако у него есть одно достоинство, умение ладить с людьми самых несхожих характеров. Государыня за то и ценит его. Согласитесь, не просто ладить и с Павлом Петровичем и с нашей голубушкой-государыней одновременно…
– Так-то оно так, – согласилась Протасова, но трудно доверять всем оным Салтыковым, породившим знаменитую, страшную Салтычиху, коя и в подземелье, сказывают, сумела родить дитя от стражника!
Анна Нарышкина не сдавалась:
– Что ж теперь из-за сей Салтычихи всем Салтыковым страдать? Пора вам обвыкнуть, что полковник лейб-гвардии Семеновского полка граф Салтыков, приступивший к воспитанию Александра и Константина еще в марте, будет упражняться в оном и далее.
Протасова опустила голову. Иронично взглянув украдкой на Анну Никитичну, она все же сказала свое последнее слово:
– Сей полковник сразу же окружил цесаревичей своими двумя сыновьями Александром и Сергеем, и даже Дмитрием, коий, как вы ведаете, слепой от рождения.
– Такожде он приводит к цесаревичам сыновей своих близких и дальних родственников, – не удержалась добавить и Перекусихина.
На что Анна Никитична категорически заявила подругам:
– Как ни крути, а Салтыков, согласитесь, лучше Матюшкина, который метил на его место, не имея никаких способностей ни к воспитанию детей, ни к умению разговаривать с императорской семьей, понеже глуп и необразован. И как терпит его бедная жена?
Перекусихина усмехнулась:
– Как терпит? Она, сказывают, смолоду его любила за красоту. Теперь он толстый и лысый, а она, по привычке, его обхаживает. Видели на балу их красавицу дочь?
– Вот уж красавица, так красавица! – согласилась Нарышкина и тут же напомнила: – A все ж, доброе сердце дороже пригожества. Слыхивали, в городе муссируется любовная история архитектора Николая Львова и Машеньки Дьяковой, дочери обер-прокурора Сената? А ведь она не красавица.
Протасова застыла:
– Впервой слышу.
– Любопытно, а государыня знает об том?
Протасова посмотрела на Перекусихину. Та пожала плечами.
– Ну, так расскажи нам, Никитична, что там за история с не красавицей?
Нарышкина не стала долго себя упрашивать и принялась излагать романтическую историю:
– Ну, вот влюбились они друг в друга, а родители категорически против, понеже Львов был без места, без положения и беден. Ему отказали не токмо от руки Машеньки, но и от дома.
– Ахти, беда каковая! – посочувствовала Перекусихина.
Протасова от нетерпения, поторопила:
– И что же далее, Анна Никитична?
– У Львова есть друг пиит Василий Капнист, помолвленный с сестрой Маши, Александрой.
– Постой, тот самый Капнист, коий женат на сестре жены Державина?
– Да. Тогда он еще не был на ней женат. Сей Капнист придумал помочь ему: на правах жениха, он возил на балы Александру и ее сестру. Вот однажды жених Александры изменил привычный маршрут и завез девушек на Васильевский остров.