Еще месяца три назад, как токмо государыня изволила вернуться к государственным делам, Светлейший князь, не откладывая в долгий ящик, доложил о своем любимом мореходе, командире линейного корабля «Виктор», Федоре Федоровиче Ушакове:
– Непревзойденный моряк, матушка! Редчайший, я бы сказал.
– Это тот, кто имел участие в деле касательно нашей политики «Вооруженного нейтралитета»?
– Он самый, матушка! Конвоировал суда наших купцов. Но, самое главное, колико сил он положил на постройку кораблей в Херсоне! Ведь сей Ушаков спасал жизни херсонцев от чумы, без него сотни бы людей отдали бы Богу душу. Сия Божья душа построила пункт базирования флота в Севастополе. Я ужо вам рассказывал… По душе мне его спокойный уравновешенный нрав. Федор Федорович чистый православный человек и горазд в человеколюбии. И лицо у него ангельское, благообразное, матросы на него молятся… Мыслю, государыня-матушка, кормилица наша, его надобно за все вознаградить…
Екатерина весьма заинтересованная благообразием рекомендуемого морехода, попросила описать его лицо. Потемкин, рассеянно бросая взгляд на присутствующих в Эрмитаже людей, никак не мог его толком описать.
– Ну, каковое лицо? Доброе. Спокойное. Нос прямой, тонкий, губы не толстые, глаза голубые, волосы светлые.
– Блондин ли?
– Нет, волосы русые, но не блондин. Крепыш, большой, прямой, как тополь.
Екатерина удовлетворенно кивнула:
– Теперь могу его себе вообразить. Женат?
– Нет, когда ему семьей обзаводиться? К тому же, он не в меру скромен. Так вот, ему бы орден, – просительным тоном завершил князь свою протекцию.
Екатерина улыбнулась:
– Всенепременно, князюшка. Об каковом ты мыслишь ордене?
Григорий Александрович нетерпеливо изразил свое желание: – Я бы дал ему орден Владимира.
– Четвертой степени?
– Хорошо, государыня! – не ложно обрадовался князь Потемкин.
Екатерина благосклонно склонила голову:
– Быть посему, Светлейший князь!
Благодарный Потемкин с особым чувствованием приложился к руке.
Записки императрицы:
Седьмого июля отряд из двух тысяч человек с двумя орудиями под командованием полковника Юрия Николаевича де Пьюри, долженствующего подавить выступления сторонников суффий-ского проповедника шейха Мансура, призывающего к священной войне против русских, потерпел поражение в Алдынском лесу. Чеченцы потеряли триста человек, русские четыреста двадцать четыре вместе с полковником де Пьюри, сто шестьдесят два попали в плен. Шейх Мансур захватил Каргинский редут, но, Слава Богу, штурм крепости Кизляр был отбит.
Готовясь ко сну, Ея Величество подошла к зеркалу. За ее спиной, ее любимец – Александр Петрович, поглядывая на нее, возился с брильянтовыми пуговицами комзола. Расплетая длинную косу, Екатерина вдруг вспомнила вчерашнее событие, поразительное по своей глупости.
– Саша, – обратилась она к своему фавориту, – вообрази, намедни ты с полчаса, как удалился к себе, я уже уснула, как ко мне прорвался наш главный полицейский.
Александр Петрович, в удивлении, перестал расстегивать свой камзол.
– Обер-полицейский? Рылеев?
– Уж я никак не ожидала, что наш обер-полицмейстер и генерал-губернатор столицы, Никита Рылеев, до таковой степени глуп.
– А что такое, Катенька?
– Намедни, бедная Мария Саввишна натерпелась с ним, когда тот желал прорваться ко мне. Я уже сны видела, как вдруг услышала шум. Проснувшись, я позвонила, спросила, в чем дело. Выяснилось, губернатор прискакал сообщить, что ночью был пожар, и сгорело несколько домов.
Ермолов недоверчиво покосился на Екатерину:
– Может статься, шутить изволишь, государыня-матушка?
– Каковые шутки, Саша! Увидев меня, он, весь волнуясь и поминутно сжимая в руках треуголку, сообщил мне: «Вот, Ваше Императорское Величество, я и примчался сообщить вам про оное несчастье, понеже вы мне строго наказали сообщать вам про все худое, происходящее в столице».
– О, Боже правый! И что же ты?
– А что мне оставалось ему сказать? У меня вырвалось: «Как вы глупы! Езжайте назад и не мешайте мне спать».
– Вот и правильно, совершенно справедливо! Сей случай, как раз едино про него: «заставь дурака Богу молиться, так он и лоб расшибет».
Екатерина, вздохнув, согласилась:
– Вот в чем и беда! Он, бедный, как после оплеухи, хлопая ресницами, все поняв, мгновенно исчез. Я потом долго не могла уснуть, раздумывая, что делать с таковым губернатором.
– Гнать таковых надобно! Припоминаю, сие у него не первая глупость на сем посту.
Екатерина уже расчесывала волосы, оправленным в золото костяным гребнем. Развеселившись реакцией любимца, она припомнила еще более пикантную глупость, имевшую место при предшественнике Рылеева, губернаторе Якове Брюсе.