– Как по мне, так как раз, они и есть самые красивые и самые умные, хотя понятно, что женщины всегда умнее и значительнее мужчин, – заявила гофмейстерина, баронесса Мориц.
– А многие считают мужчин умнее, – подала свой упрямый голос Протасова.
Анна Никитична, уперев руки в пухлые бока, заявила:
– А по мне, будь хоть каналья, токмо б добрый человек!
– Церковь наша учит, что мужчина – глава во всем, – тихонько заметила Перекусихина.
– Вот сей пункт, которыл я бы оспорила! – скептически отозвалась государыня. – Жизнь показывает совсем другое. Что таковое мужчина без женщины? – она намеренно замедленно оглядела всех, ожидая реплики. Но все молчали. Екатерина улыбнулась:
– Они без нас – ничто! А женщина всегда найдет себе применение!
Статс-дамы переглянулись довольным взглядом, ведь, стало быть, они относятся к лучшей половине человечества.
– Наши русские женщины, – продолжала назидательно государыня, – особливые умницы и красавицы. Помните, приезжал из Италии женский сердцеед и ловелас по фамилии – Казанова. Он – весь из себя дворянин, благородный, а полюбил нашу простолюдинку, крепостную девицу. Выкупил ее у родителей, назвал Замирой, обучил манерам, грамоте… Ох, и посмеялась я тогда сей его влюбленности…
– Да, государыня, вспоминаю, было таковое дело, – отозвалась Нарышкина. – Весь город говорил об том. Однако через некоторое время, наша барышня-крестьянка надоела заезжему ловеласу, и он ее пристроил замуж за какого-то старого богача, а сам уехал.
Перекусихина жалостливо захлопала редкими ресничками: – Как же так: то выкупил девицу, то потом кому-то подкинул?
– Уж больно бедная Замира оказалась ревнивой, а Казанове хотелось новых приключений, – объяснила ей императрица.
– Ох, кавалеры! Не знают, как свое счастье надобно беречь, – осуждающе покачала головой Перекусихина.
– Наши русские женщины лучшие в мире, а благодаря им – и весь русский народ – особливый народ в целом свете! – паки, весьма категорично, заявила государыня.
– Что сие означает? – возразила Дашкова, – ужели Бог не все народы сотворил равными?
– Русский народ, – продолжала государыня – отличается догадливостью, умом, силою. Я знаю это по-многолетнему опыту моего царствования. Бог дал русским особенное свойство!
Все присутствующие, переглянувшись, горделиво подняли головы: уж очень по душе пришлось всем высказывание их императрицы и о женщинах, и о своем народе.
– Ужели вы, Екатерина Романовна, на своем опыте не убедились, каковое место женщины в нашем обществе? Мне далеко ходить за примером не надобно. Вы многие знаете мою любимую фрейлину Гагарину, ныне Матюшкину. Вот как она умна, так дурен ее муж, коий совсем недавно, в который раз доказал мне оное, вздумав тягаться с воспитателем моих внуков, Салтыковым. Видите ли: он хотел бы воспитывать моих внуков вместо Салтыкова! Каково!
– Наглец! – возмущенно изрекла Протасова.
– Доподлинный наглец! – поддакнула Перекусихина.
Екатерина махнула рукой.
– И колико их таких! – саркастически заметила она.
– Что же мы все о дураках! – воскликнула Анна Никитична. – Али нам более не о чем поговорить? Тем паче, что среди наших мужей есть и весьма разумные, – она весело подмигнула Королеве, – лучше расскажите своей гостье, каковые новые вести во дворце.
Все помолчали, тщась что-нибудь вспомнить.
– А вот нынче, – отозвалась Марья Саввишна, – во время ранней прогулки по Царскосельскому парку, мы с императрицей, с нами была и статс-фрейлина Александра Браницкая, видели, как колико дворцовых служителей, тихонько из дворца старались вынести разные плоды на прекрасных фарфоровых блюдах.
Анна Никитична расширила глаза:
– Воруют? До чего докатилась наша челядь, у Ея Величества воровать! – она обернулась к императрице. – И что же государыня-матушка?
Екатерина молчала. Перекусихина развела руками.
– То-то и оно, что ничего… Она поворотилась в другую сторону, чтобы не идти им на встречу.
– Как так? Токмо и всего? А как же «вору потакать, что самому воровать»?
Екатерина, как будто не слыша поговорку, улыбнувшись, молвила:
– Хоть бы блюда-то оставили!
Покуда Анна Никитична переваривала услышанное, Перекусихина, развернувшись к ней, сказала назидательно:
– Свет мой Аннушка, у кого воровать государыне? Она, голубушка, сказала нам, что ее обворовывают точно такожде, как и других, но сие хороший знак и показывает, что есть что у нее воровать.
– Вот те-на! – токмо и оставалось молвить, опешившей Нарышкиной.