Екатерина приближалась к самом опасному кризису в своей жизни великой княгини. После победы над Пруссией 19/30 августа 1757 года в битве при Гросс-Ягерсдорфе фельдмаршал Апраксин, с которым Екатерина дружила, узнал, что Елизавета заболела. Он позволил прусской армии отступить и отвел свои армии, вероятно, сочтя, что императрица скоро умрет и Петр III заключит мир со своим кумиром Фридрихом Великим. Императрица не умерла и, как и большинство тиранов, оказалась весьма чувствительна к своей смертности. Во время войны она воспринимала подобные мысли как мятежные. Проанглийская партия была уничтожена, а Екатерина оказалась под серьезным подозрением, особенно когда испуганный муж не стал ее поддерживать. Великая княгиня осталась в одиночестве, и ей грозила настоящая опасность. Она сожгла все свои бумаги, выждала момент, а затем разыграла свою партию с потрясающим хладнокровием и мастерством [14].
Екатерина спровоцировала открытый конфликт: она рассказывает в своих «Записках», как 13 апреля 1758 года, воспользовавшись хорошим отношением Елизаветы к себе и ее растущей неприязнью к собственному племяннику, потребовала, чтобы ее отправили домой к матери. Императрица решила допросить Екатерину самостоятельно. Как в византийской драме, Екатерина защищала себя в суде перед императрицей, в то время как Петр бормотал обвинения. Она воспользовалась своим очарованием, разыграла неподдельное возмущение и, как всегда, обезоружила императрицу словами о своей любви и благодарности. Отпуская ее, Елизавета шепнула: «Мне надо будет многое вам еще сказать…» [15]. Екатерина поняла, что победила, и с радостью услышала от прислуги, что Елизавета с отвращением назвала своего племянника «чудовищем» [16]. Когда конфликт улегся, Екатерина и Петр продолжили довольно мирное сосуществование. Петр взял в любовницы известную своей непримечательной внешностью Елизавету Воронцову, племянницу канцлера, поэтому ему не претила связь Екатерины с Понятовским, который ненадолго вернулся в Россию. Однако позже Станиславу, несмотря на свою любовь к Екатерине, пришлось уехать, и она снова осталась в одиночестве.
Через два года Екатерина заметила Григория Орлова, поручика Измайловского полка, который, отличившись в битве с пруссаками при Цорндорфе и получив в ней три шрама, вернулся в Петербург, сопровождая прусского аристократа-военнопленного, графа Шверина. Петр, восхищавшийся всем прусским, с восторгом подружился со Швериным. Вероятно, так Екатерина и познакомилась с Орловым, хотя легенда гласит, что она впервые увидела его из своего окна стоявшим на часах.
Григорий Григорьевич Орлов был красив, высок и одарен, как писал английский дипломат, «самой счастливой наружностью и умением держать себя» [17]. Орлов был из семьи гигантов[16] – все пятеро братьев были одинаково гаргантюанских размеров [18]. Говорили, что у него было ангельское лицо, но к тому же он был веселым шумным солдатом, из тех, кого все любят: «он был прост и прямолинеен, без притворства, учтив, популярен, добродушен и честен. Он никогда никому не делал зла» [19] – и обладал огромной силой [20]. Когда пятнадцать лет спустя Орлов посетил Лондон, Гораций Уолпол так описал его обаяние: «Орлов Великий, или, точнее, Большой, здесь ‹…› Он танцует, как гигант, и ухаживает, как исполин».[17] [21]
Орлов был сыном провинциального губернатора и не принадлежал к высшей знати. Он вел свой род от стрельца, которого Петр Великий приказал обезглавить. Когда пришла его пора умирать, дед Орлова взошел на эшафот и пнул лежавшую на его пути голову предыдущего казненного. Петр так был восхищен его самообладанием, что помиловал смертника. Орлов не был умен – «очень красив, – писал о нем французский посланник Бретейль своему министру Шуазелю в Париж, – но ‹…› очень глуп». Вернувшись в Россию в 1759 году, Орлов получил должность адъютанта графа Петра Шувалова – генерала-фельдмаршала, главы русского правительства и двоюродного брата патрона Московского университета. Вскоре Орлов соблазнил любовницу Шувалова, княгиню Елену Куракину. К счастью для Орлова, Шувалов умер, не успев ему отомстить.
16
Потёмкина иностранцы тоже описывали как гиганта. Конечно, в гвардию шли самые лучшие, но, судя по комментариям приезжих иностранцев, в то время российские мужчины отличались особой крепостью: «Русский крестьянин – это крупный, плотный, крепкий и хорошо выглядящий человек», – восторгалась леди Крейвен, путешествуя по империи.
17
Его сила была не выдумкой – баронесса Димсдейл в 1781 году пишет о том, как колесо повозки Екатерины на аттракционе «Летающая гора» (предок американских горок) соскочило с оси, и Орлов, «удивительно сильный мужчина, встал позади нее и ногой направлял ее в нужном направлении».