Екатерина была настоящим олицетворением заботы и внимания к умиравшей тетке-императрице. Кто из восхищавшихся ее искренними слезами, мог догадаться, что всего несколько лет назад она ехидно цитировала слова Понятовского о Елизавете: «Ох уж эта колода! Она истощает наше терпение! Скорей бы она умерла!» Шуваловы, принимавшие активное участие в дворцовых интригах, уже предлагали Екатерине изменить порядок престолонаследия в ее пользу и в пользу ее сына-младенца, великого князя Павла, но тщетно. Все интриганы потерпели крах и отошли в сторону. Выжила только Екатерина, и она все больше приближалась к трону [25].
Императрица затихла, стало понятно, что она умирает. Вызвали великого князя. Он тут же явился. Как только больная отошла, придворные склонили колени перед Петром Третьим. Он быстро вышел и направился прямиком в Совет, чтобы принять бразды правления. По словам Екатерины он приказал ей оставаться подле усопшей до его дальнейших указаний [26]. Фрейлины Елизаветы уже сгрудились вокруг тела, чтобы прибрать его, вытереть пот с шеи и лба, нарумянить щеки покойной и в последний раз закрыть ее ярко-голубые глаза.
Все рыдали: несмотря на сластолюбие и жестокость Елизаветы, ее любили. Она многое сделала, чтобы вернуть России статус великой европейской державы, в котором страну оставил ее отец. Разумовский поспешил в свои покои, чтобы оплакать потерю. Ивана Шувалова одолели «ипохондрические мысли», и он чувствовал себя беспомощно. Отважный генерал-прокурор открыл двери в приемную и объявил, не сдерживая слез, катящихся по его старому лицу: «Ее Императорское Величество уснула с миром, Храни Господь нашего Всемилостевейшего правителя, императора Петра Третьего». Имя нового правителя вызвало ропот, но пока что «весь двор наполнился плачем и стенанием» [27]. «Несмотря на обычное торжество праздника, Петербург встретил это событие печально; на каждом лице отразилось чувство уныния. ‹…› вид солдат был угрюмый и несамодовольный; по рядам пробегал глухой, сдавленный ропот» [28].
В семь часов вечера сенаторы, генералы и придворные присягнули на верность Петру III и пропели «Тебе Бога хвалим». Пока митрополит Новгородский торжественно обращался к новому императору с наставлением, Петр III, который обезумел от счастья и не скрывал этого, вел себя возмутительно и «валял дурака» [29]. Позже 150 первых дворян империи приветствовали новую эпоху, собравшись на ужин в галерее, всего в трех комнатах от спальни покойной императрицы.
Екатерина сыграла свою роль женщины, проникнутой sensibilité и хладнокровного политика. Она оплакивала императрицу и провела у ее тела три последующих дня. Можно предполагать, что к тому времени в перегретой комнате уже стояло зловоние [30].
На войне русские войска только что заняли прусскую крепость Кольберг и оккупировали Восточную Пруссию, а другие части армии продвигались в глубь Силезии вместе с союзными австрийцами. Падение Фридриха Великого было неизбежно. Дорога на Берлин оказалась свободной. Только чудо могло спасти монарха, и этим чудом стала смерть Елизаветы. Петр приказал немедленно остановить наступление и начал мирные переговоры с королем Пруссии, который не мог поверить своему счастью. Фридрих был готов отдать России Восточную Пруссию, но даже этого не потребовалось.[18] Вместо этого Петр готовился начать собственную войну против Дании, чтобы отобрать у нее Шлезвиг и вернуть его Голштинии.
На похоронах Елизаветы 25 января 1762 года пребывавший в прекрасном настроении император Петр III придумал игру, чтобы день проходил не так скучно: он шел позади катафалка, давал ему отъехать на десять метров, а затем бегом догонял, таща за собой пожилых придворных, которые несли его траурный шлейф. «Слух о недостойном поведении императора распространился мгновенно».
Разумеется, критики обратили взоры к его жене. В момент смерти Елизаветы Екатерина получила сообщение от гвардейца, князя Кирилла Дашкова: «Повели, мы тебя взведем на престол». Дашков был одним из членов кружка гвардейцев, в который в том числе входили и герои Семилетней войны, включая братьев Орловых. Но беременная Екатерина не была готова. Во все-таки произошедшем екатерининском перевороте удивительно не то, что он оказался успешным – любой заговор зависит от воли случая, – но то, что он мог свершиться и за полгода до этого. Екатерине удалось предотвратить его стремительное развитие до тех пор, пока она не оправилась от родов.
18
Именно это Чудо Бранденбургского дома вдохновило Гитлера и Геббельса в 1945 году в бункере в Берлине, когда смерть президента Рузвельта, казалось, должна была разъединить союзников. Фридрих вскричал: «Мессалина Севера мертва!» – и одобрил «поистине немецкое сердце» Петра Третьего.