В воскресенье 22 сентября в Успенском соборе, в самом сердце Кремля, пятьдесят пять иерархов Православной церкви, став полукругом, короновали Екатерину «всепресветлейшей, державнейшей, великой государыней императрицей Екатериной Второй, самодержицей Всероссийской». Подобно своей предшественнице Елизавете, она сама возложила корону себе на голову, чтобы подчеркнуть, что не нуждается во внешних гарантах своей легитимности, затем взяла в правую руку скипетр, а в левую – державу, и все собравшиеся преклонили колени. Запел хор. Пушки дали залп. Архиепископ Новгородский совершил помазание на царство и причастил её.
Екатерина вернулась во дворец в золотой карете, охраняемая спешившимися конногвардейцами, в числе которых был Потёмкин, и окружившей её толпе бросали золотые монеты. При виде кареты народ падал на колени. Позднее, когда настало время для коронационных наград, очертания нового правящего режима приобрели ясность: Григорий Орлов был назначен генерал-адъютантом, и всем пятерым братьям Орловым, как и Никите Панину, был пожалован графский титул. Подпоручик Потёмкин, несший службу во дворце, вновь фигурирует в списках: он получил набор столового серебра и ещё четыреста душ в Подмосковье. Тридцатого ноября он становится камер-юнкерем, или комнатным дворянином, с разрешением оставаться в гвардии [20] – в то время как остальные новоиспечённые камер-юнкеры прекращали военную службу и становились придворными [21].
Впереди была утомительная неделя церемоний, балов и приёмов, но состояние великого князя Павла ухудшилось, и если бы он умер, правление Екатерины оказалось бы под угрозой. Поскольку ее претензии на власть во многом основывались на необходимости защитить Павла от Петра III, его смерть частично лишила бы Екатерину права на престол. Всем было очевидно, что права Павла были куда более весомыми. Один император уже пострадал от смертельно опасного геморроя, и гибель его сына вновь обагрила бы священной императорской кровью руки цареубийцы Екатерины. Кризис болезни пришёлся на первые две недели октября, которые царевич провёл в горячечном бреду, но потом он пошёл на поправку. Всё это усугубляло и без того напряжённую обстановку. Екатерине удалось сохранить за собой власть до коронации, однако вокруг нее плелись заговоры и контрзаговоры. Они зарождались в стенах казарм, где гвардейцы, возведя на трон одну правительницу, рассуждали, не лучше ли поменять её на кого-то другого, и при дворе, где Орловы мечтали женить Григория на императрице, а Панин и сочувствовавшие ему аристократы стремились ограничить императорскую власть и управлять государством от имени Павла.
И так прошло чуть больше года с тех пор, как Потёмкин уехал из Москвы и поступил в гвардию, и за это время он прошёл путь от отчисленного студента до камер-юнкера, удвоил число своих крепостных и получил повышение на два чина. Теперь, вернувшись в Петербург, Орловы рассказали императрице о самом забавном солдате во всей гвардии – подпоручике Потёмкине, который был выдающимся комиком. Екатерина помнила их встречу в ночь переворота и пожелала взглянуть на его мастерство подражателя своими глазами. Тогда Орловы призвали Потёмкина дать представление для императрицы. Вероятно, он решил, что это его звёздный час. «Баловень Фортуны», как он сам себя называл, был склонен то впадать в отчаяние, то ликовать и обладал непоколебимой верой в своё великое предназначение: он был убеждён, что сможет достичь всего, чего захочет, даже недоступного обычному человеку. И вот настал подходящий момент.
Григорий Орлов посоветовал ему изобразить одного из известных аристократов: Потёмкин умел блестяще копировать необычный голос и манеры этого мужчины. Вскоре после коронации гвардеец был впервые официально представлен императрице, и она попросила его дать обещанное представление. Потёмкин же ответил, что вовсе не умеет никому подражать, и публика вздрогнула от неожиданности: его голос зазвучал совершенно иначе. Кто-то из присутствовавших резко выпрямился на своём стуле, кто-то вперил взгляд в пол. Имитация была безупречной, и все сразу узнали этот голос благодаря лёгкому немецкому акценту и точно пойманной интонации – Потёмкин копировал саму императрицу. Старики-придворные вероятно решили, что карьера этого юноши закончилась, не успев начаться; Орловы невозмутимо наблюдали за реакцией Екатерины на такую дерзость. Все взоры были устремлены на красивое, мужественное и умное лицо и высокий лоб государыни. Она раскатисто засмеялась, и тут же все остальные захохотали и признали, что имитация удалась превосходно. И на этот раз игра стоила свеч.