А вот России предстояло мстить.
Мальчика воспитывали очень жестко и временами жестоко. Стояние на горохе или битье кнутом и розгами были в порядке вещей. Отец гордился случаем, который в других условиях мог только осуждаться. Да и сам Карл-Петер с удовольствием вспоминал, что, будучи в чине сержанта, стоял на часах рядом со взрослым сержантом у дверей залы, в которой его отец в свой день рождения давал большой обед. Девятилетний Карл-Петер был очень голоден, ведь его часто забывали покормить, но, едва не плача, терпел, когда мимо проносили аппетитные блюда, от которых текли слюнки и у сытых взрослых. Отец это заметил, но не снял ребенка с его поста, напротив, смеялся, показывая на мучения сына пальцем и переговариваясь с сотрапезниками. Карл-Петер вытерпел, не расплакался, за что был награжден — произведен из унтер-офицеров в секунд-лейтенанты и приглашен к столу в новом звании. Однако трапеза у голодного ребенка так и не состоялась, от волнения он просто не смог проглотить ни крошки.
И вот теперь за обледеневшим окошком возка мелькали заснеженные просторы сначала Пруссии, а потом России. Елизавета Петровна очень боялась, что племянника перехватят и не позволят вывезти в Петербург, а потому все проходило тайно. Но боялась она зря, император Фридрих Прусский прекрасно знал, кого везут в сторону России под именем юного графа Дюкера, но вмешиваться не собирался: иметь на российском престоле или даже просто наследником человека, весьма ему преданного, императору было на руку. Карл-Петер был заочно просто влюблен в прусского императора, даже сам Фридрих смеялся:
— Я — его Дульцинея, он влюблен в меня заочно, как Дон Кихот…
С каким удовольствием мальчик ехал бы в обратную сторону — в Берлин! Но возок мчал его на восток…
Карл-Петер в отличие от своей тетушки в картах разбирался и им верил, это Елизавета до конца жизни была убеждена, что географические карты противу гадальных врут, сильная Англия не может быть маленьким островом. Карл-Петер знал, что его дед император Петр поставил столицу своей огромнейшей страны довольно близко к границе, остальные просторы России лежали где-то там, на востоке… Но мальчику не были нужны ни восточные, ни западные просторы этой страны.
Окрестности Петербурга его не впечатлили совершенно — вокруг леса да болота, но, когда мальчик увидел сначала шпиль Адмиралтейской иглы, а затем бастионы Петропавловской крепости, уважение к великому деду у него возросло неизмеримо. Зачарованный Карл-Петер долго стоял на берегу Невы, безмолвно любуясь махиной крепостных стен. Да, это силища…
Сзади раздался голос кого-то из русских:
— Хороша крепостица? У государя Петра Алексеевича таких немало. Вон и Кронштадт силен…
Глаза принца блестели, здесь было что посмотреть! Он построит таких крепостей еще много, в каждой будет сильный гарнизон, станут проходить смотры, парады…
Но пока предстояла встреча с императрицей. Оказалось, что она свободно говорит и по-французски, и даже по-немецки. Только Карл-Петер не знал, как себя вести. Если как взрослому, значит, надо целовать императрице руку, если по-детски, то будет несолидно.
Елизавета Петровна все решила сама. Уже зная о некоторой скованности мальчика, она предпочла познакомиться с ним без большого числа свидетелей, сначала посмотреть самой. Увидев, как в высоких дверях появилась щуплая фигурка, затянутая в военный мундир, государыня порадовалась своему решению. Племянник был мал, неказист и неуверен в себе. Рослый наставник Брюммер рядом с ним казался почти гигантом. Но это только на фоне Карла-Петера, стоявшие на часах гвардейцы смотрели и на Брюммера свысока.
Императрица направилась навстречу мальчику сама, протянула руки:
— Карл-Петер… как я рада тебя видеть. О… твой портрет совсем не таков, ты вырос (какая ложь!)… окреп (и снова ложь)… похорошел (разве что блеском глаз от восхищения Петропавловской крепостью)…
Елизавета Петровна сумела сдержать все негативные эмоции от вида племянника, ей по-матерински стало жаль этого явно затюканного ребенка. Не стала протягивать ему руку для поцелуя, притянула к себе, троекратно расцеловала в щеки, шепнув:
— На Руси так положено родственникам…
Карл-Петер почувствовал запах хороших духов, у императрицы восхитительно шелестело платье, она была очень красива и доброжелательна. На время приема мальчик даже забыл о крепости на том берегу Невы.