– Боже праведный! – воскликнул архиепископ Новгородский и Петербургский Гавриил во время проповеди в придворной церкви. – Представим сто или тысячу человек, которых счастье, имение, словом сказать, всё решит одна карта или которые, изливая пот через всё течение года, должны ожидать, чтобы сей труд оценён был счастьем минуты. Боже праведный! Сие есть цена добродетели и трудов? Сие ли есть Третий Рим цветущий!..
На престоле этого «Третьего цветущего Рима» сидела императрица, которая, ничем не смущаясь, писала собственной рукой в назидание потомству:
«Хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, не странностей, не жестокостей».
«Хочу повиновения законам, а не рабов».
Она искренне плакала, вписывая в свой Наказ 520-й параграф: «Боже сохрани, чтобы после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и следовательно больше процветающ на земле: намерение законов наших было бы не исполнено – несчастие, до которого я дожить не желаю».
И так же искренне плакали, слушая этот Наказ, дворяне – это были подлинно слёзы радости: после Ивана Грозного, рубившего «вековые родовые корни», после Петра Первого, хватавшегося за дубинку при виде бородатых боярских физиономий, после его дочери Елизаветы Петровны, сделавшей пастуха первым вельможей в государстве и своим сожителем и «тяготевшей к подлому народу», наконец-то они дождались императрицы, предоставлявшей им полную и неограниченную власть и свободу в государстве.
Крестьяне, надеявшиеся, что комиссия по составлению Уложения учтёт их интересы и облегчит условия существования, а может быть, отменит вообще крепостное право, были горько разочарованы.
Когда же их лишили права жаловаться на своих помещиков и дворяне получили возможность без объяснения причин по своему усмотрению заключать крепостных в тюрьмы и ссылать в Сибирь, чаша народного терпения переполнилась. Они ответили на это убийством помещиков и волнениями.
В 1773 году началось народное восстание под руководством Емельяна Пугачёва, продолжавшееся до 1775 года, охватившее огромное пространство: с запада на восток от губерний Владимирской и Рязанской и до границ Сибири и с юга на север от реки Урала, Киргизских степей, Астрахани, земли Войска Донского, Воронежа до Казани, Перми и Екатеринбурга.
За это время было убито 1 572 помещика. Против крестьян и заводских рабочих, пытавшихся завоевать себе свободу, Екатерина выслала отборные войска под руководством опытных полководцев. Дворяне победили – вся страна покрылась виселицами, тюрьмы были переполнены.
И Екатерина могла «с чистой совестью» писать Гримму и Вольтеру:
«Маркиз» Пугачёв – случайный эпизод, о котором уже все забыли. Во всей стране царит спокойствие, земледелие процветает. Власть без народного доверия ничего не значит. Свобода, душа всех вещей, без тебя всё мёртво».
3 ДЕНЬ ИМПЕРАТРИЦЫ
После вчерашнего дождя умытые деревья блестели жёлтыми лакированными листьями, озаряемые красноватым отблеском зари.
Первым проснулся сэр Томас Андерсен. Он с сожалением расстался со своими розовыми атласными подушками, обшитыми кружевами, и зевнул. Часы пробили шесть ударов. Сэр Томас Андерсен прислушался: он привык в это время завтракать и уже чувствовал голод. Поэтому он подбежал к постели императрицы и залаял. Моментально всё его семейство проснулось и подняло разноголосый крик. Маленькие чёрные левретки, впервые ввезённые в Россию из Англии доктором Димсдалем, прививавшим Екатерине Алексеевне оспу, занимали в придворном штате почётное место и были весьма требовательны.
Собачий лай привлёк первую камер-юнгфрау Марию Саввишну Перекусихину. Она была уродлива – как и все горничные и фрейлины императрицы – и очень умна. Слово, вовремя сказанное ею, или камердинером Зотовым, или «шутихой» Матрёной Даниловной императрице, расценивалось среди придворных очень высоко. Они же были «глаза и уши государевы» по части всех городских сплетен, родственных ссор и сокровенных домашних тайн лиц, допускавшихся ко двору. Вельможи могли как угодно закрывать ворота и двери своих дворцов, надевать какие угодно костюмы и маски на маскарадах – к утру всё становилось известно императрице.
Мария Саввишна шагнула в спальню и увидела Екатерину Алексеевну уже встающей с постели.
Несмотря на свои пятьдесят восемь лет, императрица обладала красотой и необыкновенной свежестью. Она была несколько полна, подбородок тяжеловат, но открытый лоб, ясные синие глаза, удивительный цвет кожи, манера держать высоко голову, быстрые движения и великолепные белые, хорошо сохранившиеся зубы заставляли забывать о её возрасте. Градетуровый капот с широкими складками и чепец из розового крепа очень её молодили.