Иоганна составила список людей, присланных императрицей сопровождать их с Софией и удовлетворять все их потребности в Риге и на оставшемся отрезке путешествия. Он звучит как «Двенадцать дней Рождества».
«1. Отряд кирасир с лейтенантом из Голштинского полка великого князя.
2. Камергер князь Нарышкин.
3. Шталмейстер.
4. Офицер Измайловской гвардии, выполнявший функции слуги;
5. Дворецкий.
6. Заготовитель.
7. Не знаю сколько поваров и их помощников.
8. Ответственный за напитки и его помощник.
9. Человек, готовивший кофе.
10. Восемь лакеев.
11. Двое караульных — гренадеры Измайловского полка.
12. Два сержанта-квартирмейстера.
13. Не знаю сколько саней и конюхов»{16}.
Несколько следующих дней княгини провели в Риге; шталмейстер императрицы объяснил через переводчика, что задержки избежать невозможно. Это означало, что образовалось время на обзаведение новыми знакомствами, и в полдень все знатные дамы города пришли навестить путешественниц. Каждый раз, когда княгини выходили к трапезе, звучали трубы, барабаны, флейты и гобои. Иоганна лицемерно заявляет: «У меня не укладывалось в голове, что все это устраивалось для меня, бедняжки, для которой в некоторых местах едва ударяли в барабан, а в других и вообще не раздавалось ни звука»{17}.
Приблизительно за час до отъезда княгинь из Риги все сановники, приветствовавшие их по прибытии, пришли снова — проводить их, и Иоганна столкнулась с тем, что ей без конца целуют руку. Затем общество расселось по саням. Сани, в которых должны были ехать Иоганна с Софией, были особенно хитроумными. Построенные еще Петром Великим и обычно используемые самой императрицей, они представляли собой что-то вроде спальни с прихожей, поставленной на полозья и запряженной лошадьми. Снаружи обтянутые пурпурной с серебром парчой, внутри они были обиты мехом. Там находились пуховые перины, шелковые матрасы и одеяла, дамасские подушки и атласные покрывала, поверх которых путешественники должны были лежать. В санях лежало также множество подушек, чтобы устраивать их под голову, и все было закидано меховыми одеялами, усиливая ощущение огромной постели. (Софии пришлось научиться забираться в этот экипаж и выбираться из него.) Еще внутрь помещали нагретые камни — чтобы ноги путешественника оставались теплыми, — а с потолка свисала лампа с восковыми свечами. Пространство между спальным отделением и местом кучера использовалось для перевозки багажа. Там же находился в дневное время дворянин сопровождения, а ночью — служанки. Фройляйн фон Кайн были предоставлены отдельные, менее роскошные сани. А сзади, за огромной вереницей саней, следовал колесный экипаж — на случай, если Иоганна и София поймут, что не в состоянии переносить непривычный для них вид транспорта.
Конвой тронулся поздним утром — и снова Иоганна дает полное описание порядка следования:
«1. Эскадрон полка Его императорского высочества.
2. Мои сани, впереди которых едут камергер князь Нарышкин, конюший Ее императорского величества, офицер измайловского отряда и монсеньор Латорф; позади меня — два лакея Ее величества и два преображенца.
3. Отряд полка, который всегда движется перед правителями.
4. Сани с вице-губернатором и его комендантом.
5. Сани «ла Кайн».
6. Сани камергера и гофмейстера.
7. Сани магистрата, помощников, знати и тех офицеров, которые не скакали в этот момент на лошадях вокруг моих саней»{18}.
Примерно за милю до города основная часть партии попрощалась с седьмой категорией в списке Иоганны. Однако вице-губернатор и комендант, а также несколько офицеров сопровождали княгиню с дочерью до ужина, после чего сократившийся кортеж поспешил в ночь, на следующий день остановившись пообедать в Дерпте в Ливонии (современная Литва[9]), где им снова были оказаны все воинские почести.
Поздней ночью с пятницы на субботу путешественники прибыли в Нарву (современная Эстония), на несколько миль отстоящую от Финского залива. Улицы, по которым им предстояло проехать, были иллюминированы, но из-за позднего часа и усталости любознательные дамы не сумели как следует осмотреться. Они двинулись дальше в середине следующего дня, ехали всю ночь и прибыли в Санкт-Петербург под пушечные залпы в час дня 23 февраля, в краткие часы зимнего светового дня этого самого северного из городов.
Было бы ошибкой воображать Санкт-Петербург 1744 года таким же великолепным городом, каким он стал позже. Он еще строился — многие дома были лишь бревенчатыми хижинами, — хотя итальянский архитектор Доменико Трезини возвел уже Петропавловский собор, Летний дворец, Двенадцать коллегий и Биржу. Шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора уже существовали, но не были еще позолочены. Большая часть города была деревянной, регулярно случались пожары — впрочем, как и наводнения. Вдоль Невы на запад от Адмиралтейства строились дома из дерева и камня для русской аристократии и видных иностранцев. Зимний дворец Елизаветы находился на месте, занимаемом им по настоящее время, хотя был меньше (и продувался насквозь), но пространство за ним, ставшее в конце концов Дворцовой площадью, было обычным полем. На деле большая часть Санкт-Петербурга все еще была необжитым пространством, кое-где — с волками и медведями. Тем не менее этот город на берегу Финского залива, население которого вдвое превышало население Берлина, произвел огромное впечатление на княгинь Ангальт- Цербстских.
Санкт-Петербург не был окончательной целью их поездки, так как двор время от времени пребывал в старой столице — Москве. Идея состояла в том, чтобы после краткой передышки в Петербурге принцессы отправились в Москву, где их ждали в феврале — к шестнадцатилетию великого князя Петра. Императрица велела нескольким придворным дамам сопровождать гостей в Москву, и четыре из них встречали прибывших у подножия лестницы Зимнего дворца, вместе с вице-губернатором князем Репниным и «тысячами»{19} (согласно Иоганне) других сановников различных рангов. Воспоминания Иоганны таковы, что можно простить любого, кто подумает, будто ее дочь выпала из саней где-то на маршруте:
«Граф подал мне руку; мне были предназначены покои великого князя. Когда я вышла из саней, меня приветствовали залпы пушек с Адмиралтейства… По прибытии в апартаменты мне представили сотни людей. Язык застывал от холода, но тем не менее мне приходилось отвечать на любезности. Обедала я одна с дамами и господами, приданными мне императрицей; обслуживали меня как королеву. Дамы пришли повидать меня вечером… На следующий день, который был вчера, я принимала приветствия священников и монахов. Целый день вокруг толпились люди. Я уже почти теряла сознание, когда вернулась во внутренние покои{20}».