«Двор шел впереди; обер-гофмейстер и гофмаршал шли перед Ее величеством. Ее императорское величество шла одна, с камергерами и дежурными камер-юнкерами этого дня по бокам. Затем шла я; меня вел великий князь; сбоку от него шел его гофмаршал и камергер этого дня монсеньор Нарышкин, а его камер-юнкер князь Трубецкой рядом со мной. Моя дочь следовала за нами одна в сопровождении нашего камергера и камер-юнкера. За ней шли графиня Гамбургская, графиня Голицына, статс-дама императорского двора Ее величества, дамы портрета[13], фрейлины, княжны и приват-дамы. Передняя была забита битком, сквозь толпу невозможно было пробиться»{35}.
В церкви их ожидал полукруг архиепископов с архиепископом Новгородским в центре. Перед ними лежала бархатная подушечка, чтобы София могла встать на колени; позади находился ковер, где должна была встать императрица. Великий князь с Иоганной стояли позади императрицы, а все остальные разместились кто где смог найти место. (На православных службах все, кроме старых и немощных, стоят.) София опустилась на колени, чтобы получить благословение архиепископа, затем поднялась, поклонилась императрице и громко, ясным голосом зачитала по-русски, не запинаясь, слова принятия веры, которые занимали не менее полусотни листов ин-кварто. В конце она процитировала наизусть Символ веры. По словам сентиментальной Иоганны, то было высоко эмоциональное событие:
«Я заранее уже была настолько перевозбуждена, что разразилась слезами еще до того, как она проговорила первое слово. Ее императорское величество закрыла лицо руками так, чтобы никто его не видел. Все, кто там был, молились вместе с нами; старики всхлипывали, у молодых в глазах стояли слезы»{36}.
София выполнила все превосходно:
«Ее поведение с момента, когда она вошла, и на протяжении всей церемонии было отмечено таким благородством и грацией, что я восхищалась бы ею, даже если бы она не была для меня тем, чем являлась»{37}.
После принятия веры вперед вышла настоятельница Новодевичьего монастыря, чтобы действовать как свидетельница помазания. Она стояла слева от Софии, которой архиепископ положил на язык соль и помазал лоб, глаза, шею, горло, обе стороны кистей миром. Затем он произнес несколько молитв и благословил новообращенную, после чего София поцеловала ему руку. Вся императорская свита, включая Софию, вышла из церкви и прошла в примыкающую длинную галерею, где они оставались, пока шла служба и пел хор. Тут императрица увела Софию назад в церковь и в момент, когда раздавалось причастие, подтолкнула ее вперед, чтобы она получила причастие от отца Симеона Тодорского. Елизавета также проследила, чтобы все жесты Софии были правильными. Было спето еще несколько литаний и псалмов, а затем молящимся объявили о появлении православной Екатерины Алексеевны. София официально стала Екатериной (так к ней с этого момента и будут обращаться).
Затем, уже в покоях императрицы, Елизавета подарила Екатерине бриллиантовую застежку для корсажа и ожерелье стоимостью в 150 тысяч рублей. Следующие два часа все придворные дамы, члены Святейшего Синода, Сената и знать целовали руку Екатерине и ее матери. К завершению ритуала Екатерина устала так, что, извинившись, отказалась от обеда и ушла отдыхать.
Позднее в этот день все посетили апартаменты великого князя, чтобы поздравить его накануне именин. Екатерина подарила ему охотничий нож и собачью головку из золота — то и другое украшенное бриллиантами и изумрудами. Этими подарками снабдила ее императрица, так как своих денег у нее пока не было. Императрица дала ей также кольца, которыми Екатерина и Петр должны были обменяться на следующий день. Иоганна назвала эти кольца «настоящими маленькими уродцами»{38}. Затем все участники торжеств должны были переодеться и после ужина инкогнито (то есть скорее без церемоний, чем замаскировавшись) отправиться в Кремль (примерно в двух с половиной милях от дворца Головина). Там на следующий день должно было состояться обручение — в Успенском соборе (или Успении), построенном в 70-х годах XV века Иваном Великим как центральный собор русской православной церкви. Длинный кортеж медленно двигался сквозь жару и пыль летнего вечера. В полночь зазвонили колокола Кремля, объявляя праздничный день; колокола всех других церквей Москвы зазвонили в ответ.
День помолвки начался с молитв в покоях Екатерины, а затем прибыл граф Лесток и принес ей портрет императрицы, обрамленный бриллиантами, и изображение великого князя, вправленное в браслет и тоже украшенное бриллиантами. Снова началось целование рук — на этот раз послами и иностранными министрами, а также военными. Затем двор собрался в покоях императрицы и выстроился в процессию, следующую в собор в том же порядке, как и в предыдущий день, за исключением того, что на этот раз Екатерина находилась справа от Иоганны, а над императрицей, которая была в короне и в императорской мантии, восемь генерал-майоров держали серебряный балдахин. Процессия спустилась по пролету лестницы, ведущей с Красного Крыльца, и пересекла Соборную площадь. Вдоль дороги стоял полк охраны.
У двери собора императрицу встретило высшее духовенство. Архиепископ с крестом в руке провел процессию в центр церкви, где находилось большое возвышение, укрытое бархатом, на котором стоял патриарший трон. Петр и Екатерина низко поклонились императрице и заняли свои места перед возвышением. Императрица встала возле аналоя, Иоганна — по другую его сторону, а остальные позади. Архиепископ Москвы и Новгорода взял два кольца, пронес их в сопровождении нескольких епископов, архимандритов и дьяконов через царские врата и положил на алтарь, где они лежали, пока епископ читал указ (или декрет) императрицы, объявляющий о предстоящей свадьбе великого князя и юной принцессы, которая с этого момента будет носить титул великой княгини всея Руси и Ее императорского высочества. Затем архиепископ принес кольца обратно, положил их на Евангелие и передал императрице, которая благословила их как глава православной церкви. Затем она надела кольца на пальцы обручающихся, а те поцеловали ей руку. После благословения архиепископа императрица обняла обоих — и Петра, и Екатерину. Как объяснила Иоганна, «вся церемония прошла до службы, чтобы великая княгиня могла быть вставлена в молитвы»{39}.
В Успенском соборе у членов императорского двора не было возможности спрятаться от глаз во время литургии. Императрица заняла место на верхней галерее, принадлежащей царям, а великий князь — противоположную галерею, традиционно предназначенную для наследников. Рядом с галереей императрицы была устроена временная галерея для Екатерины и Иоганны. Вероятно, не одна Иоганна находила церемонию утомительной: «Во время обмена кольцами звонили все колокола и стреляли пушки. То же повторилось во время пения сотого псалма. За мессой последовала служба, проведенная митрополитом. Вся церемония длилась четыре часа, и присесть во время нее нельзя было ни на четверть часа»{40}. Физические испытания продолжились и после службы: «После выхода [из собора] все направились в свои покои и там принимали поздравления, казалось, от всей империи. Мало сказать, что я не чувствовала собственной спины после всех поклонов, которые пришлось совершить, обнимая несметное количество дам, а мою правую руку украсил синяк размером с немецкий флорин из-за поцелуев, которые я получила, и это вовсе не преувеличение — каждый видел это»{41}. Произошел дальнейший обмен подарками: великий князь вручил Екатерине инкрустированные бриллиантами часы и веер, а Иоганне — часы, украшенные рубинами и бриллиантами, и коробочку под нюхательный табак. Екатерина передала матери большую нитку жемчуга, а та ей — собственные рубиновые украшения.
13
Дамы двора, которые удостоились чести получить разрешение на ношение миниатюрного портрета императрицы.