Григорий Орлов вернулся с войны в Санкт-Петербург в марте 1759 года, сопровождая графа Шверина — одного из адъютантов Фридриха Великого, взятого в плен при Цорндорфе. По возвращении в столицу Григорий был назначен адъютантом к графу Петру Шувалову, в то время начальнику Оружейной канцелярии. Он завел связь с любовницей графа, княгиней Еленой Куракиной, известной красавицей и дочерью маршала Апраксина (который умер от удара в августе 1758 года). Это послужило тщеславному и напыщенному Шувалову хорошим уроком, так как он намеренно выбрал привлекательного Орлова своим адъютантом, чтобы угодить своей прекрасной любовнице.
Екатерина неминуемо должна была услышать о подвигах молодого офицера, который быстро стал в городе предметом обсуждения. Легенда гласит, что сначала она увидела его из окна деревянного Зимнего дворца. Но скорее всего их первая встреча имела место во время официального приема при дворе. В какой-то момент в 1761 году они стали любовниками. Орлов освободился от любовницы Шувалова. На этот раз Екатерина хранила свою связь в величайшем секрете. Знал о ней только узкий круг самых близких друзей, таких как графиня Прасковья Брюс (которая подружилась с Екатериной еще в юности, будучи Прасковьей Румянцевой). Контраст между Орловым и предыдущим любовником Екатерины не мог быть больше. Если Понятовский был утонченным европейцем, Орлов оказался классическим русским — здоровым, крепким и незатейливым. Он и его братья обеспечивали также связь между Екатериной и гвардейцами — жизненно необходимый компонент в предстоящей борьбе за власть.
19 мая 1760 года в Париже умерла мать Екатерины. Она переехала туда жить в 1758 году, после того, как оставила оккупированный пруссаками Цербст. Ей было всего сорок семь лет. Екатерина написала императрице, прося денег, чтобы выкупить кое-что из принадлежавших Иоганне вещей, заложенных той перед смертью. Она указала, что если не сможет выкупить их сейчас, они в марте 1761 года будут проданы на публичном аукционе, и лучше этого избежать — особенно потому, что большинство означенных вещиц были подарками самой императрицы. Елизавета исполнила просьбу. Екатерина с облегчением узнала также, что Иоганна позаботилась уничтожить письма, которые дочь тайно посылала ей в течение нескольких лет.
Из записей, сделанных Екатериной в 1761 году, ясно, что по мере приближения Елизаветы к завершению жизни, при том что Петр продолжал оставаться фигурой совершенно неподходящей для престола, она все больше училась, думала и планировала, как наилучшим образом использовать власть, если та попадет в ее руки. Она все лучше понимала, что у нее много сторонников — люди стремились помочь ей взять ситуацию под контроль, когда придет время, и ее новая связь с братьями Орловыми превращала то, что раньше казалось чистой теорией, во вполне практически осуществимую возможность.
Идеи и максимы, которые она подбирала и записывала, не были оригинальны — они пришли от чтения Монтескье, писателя-камералиста[28] и юриста барона Якоба Фридриха фон Билфельда, и других, — но ее записи все-таки демонстрируют стремление к усвоению и упорядочиванию информации, попытки выявить общие концепции особой ситуации в стране, в которой она оказалась. Некоторые из перечисленных правил написаны как маленькие поучения для самой себя, свод качеств, необходимых хорошему правителю. Для Екатерины типичен менторский, задиристый тон; она всегда проявляла сильную склонность поучать — и себя, и любого, кто готов слушать. Ее записки демонстрируют также ее непоколебимую веру, усвоенную от просвещенных философов, на чтение которых она тратила большую часть своего времени, — веру в то, что если выявлена причина, решение большинства человеческих проблем может и должно быть найдено.
Ее заметки начинаются с вопроса о том, как основать в России школу для юных дам по типу Сен-Сира, знаменитого заведения, основанного во Франции мадам де Ментенон (вторая, морганатическая жена Людовика XIV). Она выразила надежду и веру, что хотя поначалу придется принять помощь французских учителей, через несколько лет «мы сможем разработать достаточное количество своих национальных предметов, чтобы готовить учителей дома»{251}. Продолжает она рассмотрением различных вопросов, от сугубо практических — как прекратить чиновничьи задержки выплат главам церковных приходов в надежде получить взятку, как не растерять военное искусство во время длительного периода мира — до высокопарных пожеланий, обращенных лично к себе:
«Власть без веры народа ничто для того, кто хочет быть любимым и пользоваться доброй славой; ее легко завоевать: возьмите все хорошее и справедливое в нации, то, от чего она никогда не отходила, за правило своего поведения, за свой статус. У вас не должно быть других интересов. Если ваша душа благородна, тогда это ее цель»{252}.
Она обращалась — кратко — к тяжелому вопросу крепостничества, заявляя: «Это против христианства и справедливости — делать рабов из людей (которые родились свободными)», но продолжает реалистически, записав, что освобождение крепостных «не станет способом заставить упрямых, предубежденных землевладельцев полюбить себя»{253}. Предлагаемое ею решение — это постепенное личное освобождение, для чего раз в несколько лет небольшой участок земли переходит из рук в руки; то есть происходит отъединение земледельца от земли, остающейся в собственности помещика. Ее оптимистический проект заключался в том, что «свободные люди» сформируются за сто лет. (Случайность, конечно — но ее правнук Александр II действительно освободил крепостных именно через сто лет.)
Еще одна проблема, которая беспокоила ее, — чрезвычайно высокая смертность среди детей русских крестьян. Она рассматривает некое практическое решение — «грамотные доктора, образованные выше среднего уровня», должны ввести «некоторое общее правило», которое затем будет выполняться на благо всей страны, «потому что мне доказали, что основной причиной этого несчастья является недостаточная забота о малышах; они бегают голышом, лишь в одной сорочке, по снегу и льду. Один выживший оказывается крепким, но девятнадцать умирает — и какая же это потеря для государства!»{254}. Екатерина также критикует Москву. Нелюбовь к старой столице и желание переделать ее — одна из постоянных забот. И опять она старается найти практическое решение:
«Большинство наших производств находится в Москве — наверное, самом неподходящем месте России, где бессчетное число рабочих становится распущенным, шелковые товары не могут быть высокого качества, вода грязная — особенно весной, в лучшее время года для окрашивания шелков. Долгая зима влияет на расцветки: они или блеклые, или грубые. С другой стороны, сотни мелких городков превращаются в руины. Почему бы не перенести фабрики в выбранные согласно требованиям производства и качеству воды провинции? Рабочие там трудятся упорнее, и городки расцветут»{255}.
Потом она дает себе здравый совет о введении новых законов (к которому не мешало бы прислушаться ее мужу). Единственный способ выяснить, будет ли закон работать, говорит она, это устроить предварительное обсуждение и выяснить, что говорят люди. По ее предположению, спустив людям что-то неожиданное, можно не получить желаемого результата.
Екатерина также обозначает некоторые правила поведения правителя по отношению к придворным. Она предполагает, и записывает это, что правитель должен уметь польстить нижестоящим, дабы быть уверенным, что ему не боятся говорить правду. Она будет лично говорить каждому официальному лицу о задании, которое ему доверено, и будет раздавать милости, только если ее попросят о них напрямую — или если она уже решила отметить чьи-то заслуги без подталкивания третьей стороны, — потому что «важно, чтобы были обязаны лично вам, а не вашим фаворитам и т. д.»{256}. Она считает, что одной из самых важных задач будет отобрать правильных подручных: «Тот, кто не ищет достоинств, тот, кто не открывает их, недостоин быть правителем и не может им быть»{257}. Екатерина заканчивает свои заметки цитатой из Билфельда о важности почитания религии, но недопустимости ее влияния на дела государства. У нее есть также замечание о росте расположения к ней, и она прекрасно понимала, что это результат нелюбви к великому князю, все усиливающейся в различных кругах{258}. Она производит впечатление осторожного, но упорно продвигающегося к своей цели человека.
28
Камерализм был наукой о правительстве, разработанной при малых немецких дворах в XVII и XVIII веках; центральным его принципом было то, что государство может достигнуть своих целей путем ежеминутного регулирования всех форм активности в правительстве и обществе.