Страсть Петра к музыке была настолько сильной, что он снял запрет на спектакли при дворе, традиционный для длительного периода траура по правителю. Как только императрицу Елизавету похоронили, он позволил музыке звучать на ассамблеях, во время обедов и по другим случаям. Он также продолжил сам выступать в оркестре в качестве солиста и личным примером подбадривал музыкантов-любителей, которые обычно играли с ним, побуждая присоединяться к оркестру на этих концертах. Он стремился увеличить число иностранных виртуозов при русском дворе, удовлетворяя свои амбиции, и собрать вокруг себя за короткое время как можно больше знаменитых музыкантов Европы. Он планировал пригласить великого скрипача и композитора Джузеппе Тартини, а также композитора, исполнителя на клавесине и maestro di capella собора Святого Марка в Венеции Бальтазара Галуппи. Тартини не удалось выманить из Падуи, а Галуппи в конце концов в 1765 году приехал в Петербург.
Но музыкальная деятельность Петра мало что значила по сравнению с его далеко идущими политическими инициативами. 18 февраля 1762 года, через восемь недель после его прихода к власти, был опубликован манифест, освобождающий дворян от обязательной государственной службы в мирное время. Хотя этот манифест приветствовался во многих казармах — но одновременно и спровоцировал волнения. Появился страх, что дворянство может потерять свою традиционную роль в государстве, и что эта роль — а также сопутствующее ей влияние — будет узурпирована бюрократами и императорскими фаворитами. Это нарушало баланс сил в обществе.
Служба дворянства государству считалась оборотной стороной договора, условием, на котором дворяне имели власть над своими крепостными. Вот как выразила это Екатерина: «Дворянство находилось в возбужденном состоянии по поводу своей новой свободы и забыло, что именно благодаря армейской службе их предки получали ранги и состояния, которыми они теперь владели»{266}.
По провинции расползлись слухи, что следующим этапом станет освобождение крепостных от службы своим хозяевам, и эта ни на чем не основанная мысль привела к популярности Петра III среди крестьян. Однако он не подготовил основ для своей реформы и не обдумал возможных ее последствий. Екатерина обратилась к вопросу службы дворянства в своих записях 1761 года, признав, что существующая система принудительной и очень долгой службы имеет свои недостатки — особенно потому, что занятые военной службой члены высшего общества не могут нормально управлять своими имениями. Но она никогда бы не произвела таких серьезных изменений без энергичной подготовки, включающей и теоретическое изучение вопроса, и консультации с заинтересованными слоями.
Равно плохо продуманной реформой была секуляризация монастырской собственности, включая крепостных. Очевидное отсутствие у Петра симпатии к православной церкви обострило возмущение, вызванное этой мерой, так как его реформа не предусматривала никакой компенсации монастырям. Утверждают даже, будто Петр заявил архиепископу Новгородскому, что все иконы, кроме изображений Иисуса, должны быть изъяты из церквей, а духовенство должно сбрить бороды и одеться как западные священники. Он приказал закрыть частные часовни в домах знати и купцов, что отвратило от него многих священников в больших городах; он вывел из себя рядовое духовенство, отменив освобождение от воинской повинности, распространявшееся ранее на сыновей священников и дьяконов.
21 февраля император опубликовал менее спорный декрет, упразднявший Секретную канцелярию. Кроме того, некоторые представители знати были возвращены из ссылки. 9 марта он приказал, чтобы оскорбительные наказания, включающие использование кнута и розог, не применялись больше к солдатам, матросам и другим нижним чинам. В будущем должны были использоваться только сабли и трости. К несчастью для Петра, эти подвижки в сторону либерализации прошли почти незамеченными — а отмена весьма эффективной структуры, какой была государственная секретная полиция, скорее всего и не дала ему возможности вовремя раскрыть серьезность планов его свержения.
Петр совершил и еще более гибельную ошибку, отозвав свои вооруженные силы из Германии. Русские войска уже готовы были разгромить войска Фридриха Великого, захватить крепость Колберг и оккупировать Восточную Пруссию, когда он поспешно завершил войну. В мае 1762 года он заключил с Пруссией мир. Фридрих знал, что только чудо может спасти его. Поэтому смерть Елизаветы и возведение на престол Петра III получили наименование «чудо дома Бранденбургов».
Петр отказался принять от Пруссии какие-либо территории, хотя Фридрих готов был передать ему Восточную Пруссию. Это внезапное изменение политики больно ударило не только по всем вовлеченным в конфликт, но также и по всем тем, кто за время войны, длившейся последние пять лет, потерял сыновей, отцов, братьев и мужей. Император насмеялся над великими победами русской армии. Он также ущемил ее гордость, добиваясь перестройки ее по прусскому образцу. Он приказал ввести новую форму в прусском стиле и придал голштинцам еще более высокий статус. Его знали как ненавистника элитных гвардейских полков, и кое-кто боялся, что он может упразднить их вовсе.
Петр еще больше возмутил русский дух, начав готовиться к войне с Данией, чтобы снова захватить Шлезвиг (он оставался частью бесконечных споров между Данией и Голштинией со времени договора 1658 года в Роскилде и был главным аргументом в Великой Северной войне). Это означало активное взаимодействие с Пруссией. Петр собрал войска в Ливонии — а те, кто служил в Вестфалии, чахли без оплаты. Эта запланированная война была ясной демонстрацией того, что интересы Петра продолжали оставаться в Голштинии, а не в империи, правителем которой он теперь был. Не помогало его общественному имиджу и то, что он плохо и редко говорил по-русски. Он также не предпринял никаких шагов для проведения коронации, не понимая важности для русских этой религиозной церемонии. Православная коронация, проведенная в Москве, древней столице, могла бы сделать многое — верующие приняли бы его как своего законного, назначенного от Бога царя.
10 апреля, за одиннадцать дней до своего тридцать третьего дня рождения, Екатерина родила от Орлова сына. Помогали ей лишь ее горничные и акушерка. Ему дали христианское имя Алексей. Отец был обозначен отчеством Григорьевич. Ребенок получил фамилию Бобринский, потому что был завернут в шкуру бобра. Его немедленно поручили заботам приемных родителей — доверенному камердинеру Екатерины Василию Шкурину и его жене.
Едва оправившись (так как все оставалось в тайне, не было и речи о соблюдении обычной послеродовой изоляции или о церковной церемонии), Екатерина переехала в свои покои в новом Зимнем дворце. Как и в случае с императрицей Елизаветой, частично желание Екатерины получить власть обусловливал страх альтернативы. Она уже объясняла сэру Чарльзу Хэнбери-Уильямсу свои намерения «погибнуть или править»{267} — а Петр совершенно ясно дал понять, что вопрос о разделении с нею власти никогда не будет поднят. Княгиня Дашкова была уверена, что Петр намерен избавиться от Екатерины любым способом, чтобы жениться на ее сестре, Елизавете Воронцовой. Она вспоминала, что Петр всегда говорил о жене «она»{268} и советовал ей, Дашковой, поддерживать у сестры хорошее мнение о себе во имя собственного будущего. У французского атташе Беранже сложилось мнение, что переворот в пользу Екатерины стал неизбежен и был обречен на поддержку народом.
«Заброшенность и униженное положение императрицы, ежедневные оскорбления, которые она переносила с необыкновенным терпением, ее стойкое уважение к религии и проводникам последней, ее расположение к каждому, талант и образованность, которыми, как все знали, она обладала, ее достоинство и этичность, выгодно оттененные эксцентричным и жестоким характером царя, — короче, добродетели этой очаровательной княгини в течение долгого времени направляли желания и молитвы нации в ее пользу»{269}.