В «весьма секретном» донесении от 15 марта граф Бакингем так прокомментировал явно растущее благоволение, демонстрируемое в отношении графа Орлова: «Ее императорское величество каждый день оказывает Орлову все новые знаки внимания. Ее склонность так велика, что оскорбляет тех, кто считает себя согласно своим рангам, ситуации и способностям более достойными ее благоволения»{325}. Он также пожаловался, что иностранные посланники до сих пор не могут разобраться, кто занимается иностранными делами:
«Похоже, все иностранные посланники одинаково в неведении, где искать министра иностранных дел. Мистер Панин первым после императрицы просматривает всю иностранную корреспонденцию, которая от него передается мистеру Бестужеву. Они мешают друг другу и любому другому; каждый достаточно весом, чтобы удерживать Ее императорское величество отрешения, но ни один из них не значим настолько, чтобы привести ее к решению»{326}.
К середине мая он решил, что ситуация при дворе ухудшается: «Люди всех сословий недовольны любезностями, оказываемыми семье Орловых, и выражают свое неудовлетворение более свободно, чем обычно принято в этой стране»{327}.
Существовали опасения, что императрица, будучи вдовой детородного возраста, может поддаться уговорам Григория Орлова и выйти за него замуж. Если бы она это сделала, то не только позиция Павла как наследника оказалась бы в явной опасности, но и сама Екатерина — обычная женщина, как считали все мужчины вокруг нее, — неизбежно закончила бы разделом власти с мужем, если не передачей ему всей ее полноты. Сторонники Екатерины убирали с трона негодного царя не для того, чтобы, как они считали, оказаться под властью выскочки-гвардейца и его крепко пьющих драчунов-братьев.
Остается под вопросом, хотела ли когда-нибудь сама Екатерина выйти замуж за Григория. Она была жестко настроена удержать власть и планировала пользоваться ею предельно аккуратно. Невозможно было даже подумать, что она добровольно поставит себя в положение, когда может лишиться власти хотя бы частично. Но в то же время она была женщиной, которой нужен был мужчина, и на этом этапе жизни она целиком зависела от Григория в эмоциональном плане, а также нуждалась в его компании для отдыха и возможности отложить в сторону дела государства в конце каждого рабочего дня.
Она чувствовала также, что необычайно обязана Григорию и его братьям. Она все еще продолжала учиться управлять своей личной жизнью — которая никогда больше не могла уже быть по-настоящему личной, — учитывая требования трона. Горячность некоторых членов оппозиции при упоминании ее возможной свадьбы с Григорием Орловым пугала ее и заставляла понять — если она когда-либо сомневалась в этом, — что ее личная жизнь стала частью ее политической жизни. Оставаться незамужней было гораздо более разумным вариантом для самодержицы, которая хочет обладать всей полнотой власти. Она поняла также, что слухи о женитьбе могут стать опасными для ее любовника.
26 мая Григорий составил для Екатерины несколько записок, касающихся заговора, где центральной фигурой был некто Федор Хитров (или Хитрово), являвшийся первоначально сторонником Екатерины и участником свержения Петра. Согласно сообщению Григория, Хитрово беседовал с несколькими офицерами и другими лицами, включая княгиню Дашкову, о том, что следует сделать, если императрица решит выйти замуж за Орлова. Самого Григория они считали «глупым» и не особо принимали в расчет — но его брат Алексей рассматривался как «крупный негодяй и причина всего дела»{328}. Хитрово предлагал ни больше ни меньше как убить всех пятерых братьев. Он заявлял также, что Екатерина обещала Панину перед возведением на престол править только как регент — обещание это она, едва о нем услышав, яростно отрицала. Хитрово был арестован и со временем сослан в свое поместье.
7 июня прусский атташе граф Солмс, один из самых оперативных дипломатов того времени, написал Фридриху Великому, дабы ознакомить его с выявившимся недовольством, обычном при русском дворе, и назвал княгиню Дашкову основным фокусом интриги и оппозиции:
«[Княгиня Дашкова] потеряла доверие и дружбу государыни. Ее заставили покинуть дворец, где она жила. Теперь она находится в городе и не появляется при дворе — за исключением редчайших крупных событий. Эта романтического склада женщина, жаждущая сделать себе имя в истории и видеть статуи, поставленные ей при жизни, не смогла перенести афронта, направленного на нее. Она считает отношение к ней императрицы неблагодарностью и, окруженная в своем доме красивыми остряками и льстецами, принимает всех тех, кто имеет причину быть недовольным двором. Она относится к тому типу женщин, которые способны устраивать революцию каждую неделю из простого удовольствия»{329}.
Солмс сообщает слух — якобы Екатерина Дашкова на самом деле дочь Никиты Панина. Свидетельством этого, похоже, он считал то, что они много времени проводили вместе и что Панин относился к горячей молодой княгине по-отечески, пытаясь урезонить наиболее пылкие полеты ее фантазии. Панин действительно любил компанию красивых молодых женщин — это была его особая слабость, — а Дашкова хорошо ладила с теми, кто делал ее центром внимания. По словам Солмса, Панин и императрица почувствовали себя разочарованными друг в друге после нескольких первых месяцев оптимизма:
«В те первые дни [Панин] был душой совета, и императрица, зная его рвение к народному благополучию и его бескорыстие, не могла ввериться лучшей персоне, так как он разделял все взгляды Екатерины на реформы, считая их необходимыми… Он пытался вести множество дел сразу, но до сих пор ни одно не было доведено до конца. Новые законы мешались со старыми ошибками, и дела превращались в такую путаницу, что желавшие приносить пользу делали это с тем же успехом, что и раньше. Эффект не соответствовал обещанному. Императрица, естественно, утрачивала высокое мнение о нем и консультировалась теперь с другими людьми, такими как Бестужев, который лелеял старую обиду и придирки, или Суворов — грубый и невежественный человек. Обращалась она и к Шаховскому и Неплюеву — оба были сенаторами, интеллигентными людьми, но не обладали знаниями, и единственной их заслугой была непредвзятость и неподкупность»{330}.
Солмс не мог не видеть, но не сумел осознать, что Екатерина весь первый год своего правления работала над тем, чтобы собрать вокруг себя талантливых людей. Она решила не спешить со столь важным делом и все еще находилась в процессе составления различных комбинаций, прежде чем сделать окончательный выбор. Экс-канцлер Бестужев, как понял Солмс, слишком состарился за время ссылки, чтобы занимать ответственный пост: