Императрица понимала, что уже скоро не сможет управлять государством. Телесная слабость и хвори все чаще одолевали ее, и рано или поздно наступит день, когда ей придется передать бразды правления своему наследнику. Многие из придворных были уверены, что Павел на трон никогда не сядет, но неизвестно, было ли Екатериной составлено завещание, предпринимала ли она какие-то шаги, чтобы устранить Павла от престолонаследия.
Несомненно, Павел чувствовал себя ущемленным и выражал свой протест взрывами необузданного гнева и ненависти. Одному из своих знакомых он с горестью пожаловался, что его единственный вклад в будущее России — это плодовитое отцовство. Вероятно, он испытывал ревность и зависть к своему красивому, обласканному бабкой старшему сыну, Александру, но при императрице враждебности к нему никогда не проявлял. Делом жизни Павел считал месть за своего мнимого отца Петра III. Он дал себе клятву, что после смерти Екатерины заставит вспомнить о Петре и не позволит чернить его имя.
В выборе невесты для старшего сына Павел не принимал участия. Оставался он в стороне, когда женился и второй сын, Константин. Он предоставил свободу действий государыне. Константин в 1796 году стал мужем Джулии Сакс-Кобуржской. В роли наблюдателя был Павел и тогда, когда расположения его старшей тринадцатилетней дочери, Александры, добивался молодой король Швеции Густав IV, приславший для переговоров своих дипломатов. (Отец будущего жениха, старый враг Екатерины Густав III, был убит за несколько лет до этого.) Александра, прелестное и умнейшее дитя в глазах бабушки, была лишь одной из возможных невест Густава, но Екатерина решила, что Александра во что бы то ни стало должна стать королевой Швеции и, используя самые разные средства, заставила шведов не капитулировать. В середине августа 1796 года в сопровождении дяди-регента и свиты из нескольких сотен слуг семнадцатилетний король Швеции прибыл в Петербург в связи с предстоящим бракосочетанием.
Государыня уже с трудом передвигалась на своих опухших ногах и не могла подниматься по лестнице, но она присутствовала на балу, устроенном в честь шведских гостей. Светловолосый и голубоглазый Густав пришелся ей по вкусу, хотя, на ее взгляд, был излишне стеснительным и неловким в обществе.
Густав и Александра, похоже, понравились друг другу, и приготовления к свадьбе пошли полным ходом. Шведы-лютеране ожидали, что православная русская царевна примет их веру. Екатерина, выходя замуж за русского великого князя, в свое время сменила лютеранство на православие, и теперь позволить Александре стать лютеранкой она не могла. В конце концов Россия была более крупной и более значительной державой, чем Швеция, и Александра, выходя замуж, как бы опускалась на ступеньку ниже. Государыня пообещала, что после завершения свадебных приготовлений она выплатит Швеции солидную денежную компенсацию. Но в вероисповедовании Александры идти на уступки не согласилась.
Время шло, и переговоры зашли в тупик. Екатерина теряла терпение. Шведы были непреклонны. Оставался, правда, лучик надежды. Густав, проявив добрую волю, согласился позволить Александре в частной жизни исповедовать православие. Теша себя слабой тенью надежды, Екатерина сообщила, что церемония помолвки может состояться в присутствии священников православной церкви.
Этот крохотный компромисс резко улучшил настроение Екатерины. Она почувствовала, что к ней возвращаются былые силы, и воображение ее уже рисовало великие события. Александра выйдет замуж за Густава, сохранив свою веру. Шведы, став надежными союзниками России, будут бдительно охранять Балтику. А в это время русские армии прошагают по Европе и, завоевав Францию, восстановят монархию Бурбонов. Екатерина станет Спасительницей Европы, избавив ее от проклятых якобинцев. Самой великой из героинь прошлого. Железный век, восемнадцатое столетие, и впрямь назовут Веком Екатерины II.
Чувствуя себя непобедимой, Екатерина приняла представителя Густава, графа Маркова. Граф протянул ей официальное послание молодого короля, в котором тот изложил свое окончательное решение по поводу вероисповедания Александры. В письменной форме Густав не мог дать согласия на то, чтобы Александра сохранила прежнюю веру, но он сказал, что готов дать устное обещание позволить ей это.