10 января 1744 года, через девять дней после получения в замке приглашения, князь Христиан Август, Иоганна и Фикхен отправляются в путь. Отцовская гордость князя уязвлена тем, что он не приглашен в Россию.
Тем не менее он решил проводить жену и дочь до Берлина. Там, по требованию короля Пруссии, будет сделана краткая остановка. Фридрих II, как любитель организовывать брачные комбинации, хочет видеть будущую невесту великого князя, чтобы взвесить шансы на успех, и ее матушку, чтобы объяснить тайную роль, которую предстоит ей играть при дворе России. Красота и ловкость, по мнению мамаши, открывают перед ней перспективу взять в руки нити европейской политики, и это так привлекает ее, что Иоганна готова поверить, что она – главное лицо в трио замешанных в этом деле. Пока же ее волнует главным образом проблема гардероба. Христиан Август с обычной своей скупостью отказался тратиться на тряпки. К тому же и времени вряд ли хватит, чтобы приготовить приличный набор платьев для двух путешественниц. У Иоганны всего два платья для придворных выходов. Это просто смешно! А Фикхен отправляется навстречу судьбе без единого церемониального платья. «Два-три платья, дюжина сорочек, столько же пар чулок и платков» – вот и все, что везет будущая невеста великого князя. Правда, говорят, что императрица очень щедра. В Санкт-Петербурге и мать и дочь будут иметь все, что нужно. Но как явиться ко двору в Берлине? Христиан Август не участвует в этих заботах о нарядах и хранит мрачную мину на лице. Дочь его возносится к зениту славы, а он весь в опасениях и переживаниях по поводу своего унижения. Перед тем как сесть в экипаж, он торжественно вручает Фикхен трактат Хайнексиуса, где разоблачаются заблуждения греческой православной религии, и рукописную свою тетрадку «Pro memoria».[6] В наспех написанном тексте, предназначенном дочери, быть может, навсегда покидающей отчий дом, он задается вопросом: а не сумеет ли она «как-нибудь» стать супругой великого князя Петра, не отрекаясь от лютеранской веры? Кроме того, он рекомендует дочери быть почтительной и покорной с влиятельными особами в своей новой отчизне, никогда не противоречить воле супруга, великого князя, не доверяться «никому из дам» своего окружения, не вмешиваться в государственные дела, «дабы не восстановить против себя Сенат». Все эти наставления он уже не раз ей высказывал устно. И Фикхен тогда признавала их мудрыми. Но будет ли она придерживаться их на практике, когда окажется на месте? Она еще сама не знает и не хочет об этом думать. Все, что с ней происходит, фантастично. Втиснувшись в экипаж между мрачным отцом и возбужденной мамашей, она еще сама не верит, что на самом деле рассталась с детством, с Бабет Кардель, с тетрадками и подружками и катит в прыгающей на ухабах карете навстречу будущему, полному загадок, навстречу славе и власти, о которых так мечтала.
Глава II
В путь
Король Пруссии Фридрих II взошел на престол за четыре года до описываемых событий, после смерти отца своего, Фридриха Вильгельма I, грозного «короля-фельдфебеля», прозванного так за реорганизацию армии. Новый тридцатидвухлетний монарх быстро завоевал уважение германских князей благодаря просвещенному уму, высокой культуре, энергии и политической проницательности. Понимая опасность, исходящую для его страны от России на севере и от Австрии на востоке, он упорно добивается сближения с Россией. Однако находящаяся под влянием канцлера Бестужева императрица Елизавета поначалу была настроена в антипрусском духе. Когда пришло время подыскивать невесту для великого князя Петра, все окружение царицы пришло в движение. Клан Бестужева добивался, чтобы императрица выбрала саксонскую принцессу Марианну, вторую дочь короля Польши, что позволило бы объединить Россию, Саксонию, Австрию, Англию, Голландию – одним словом, три четверти Европы против Пруссии и Франции. Противостоящий французский клан, которым издали руководил Фридрих Прусский, сделал все, чтобы этот план провалился. Конечно, Фридрих II мог предложить собственную свою сестру, принцессу Ульрику, – вполне достойную партию. Но он не пожелал приносить такую жертву. «Это было бы совершенно противоестественно, – напишет он впоследствии, – если бы прусскую принцессу королевской крови использовали для того, чтобы оттеснить какую-то саксонку». Зато молоденькая принцесса София Анхальт-Цербстская – вполне подходящая кандидатура. Не слишком на виду и не слишком бесцветная. Родители – без лишних претензий… И он бросил ее на чашу весов. Наставник великого князя немец Брюммер и придворный медик француз Лесток начали расхваливать императрице преимущества такого решения.
Елизавета согласна, что София, вышедшая из второразрядного семейства, будет наверняка покладистее, чем высокорожденная принцесса. Портрет, выполненный Антуаном Пэном, свидетельствует, что у девушки и здоровье нормальное, и шарм есть. И потом, она из того гольштейнского рода, который особенно дорог царице с тех пор, как скончался ее жених Карл Август. Если бы не эта трагическая кончина, София стала бы ее племянницей. А Карл Петр Ульрих – ее племянник. Так что все свои. И она повелевает Брюммеру направить приглашение Иоганне и ее дочери. Первый тайм выиграл Фридрих II. Однако дело еще не улажено. Достойна ли малышка Софи, чтобы на нее делали ставку в Пруссии? Тотчас по приезде путников король хочет видеть девочку. Растерявшаяся Иоганна отвечает, что Софи нездорова. И на второй и на третий день ответ тот же. Нетерпеливый король не верит этой отговорке. Почему от него скрывают «его кандидатку»? Она уродлива? Идиотка? Под натиском вопросов Иоганна признается, что помеха для появления при дворе – отсутствие у девушки придворного туалета. Король тотчас приказывает послать ей платье одной из сестер. Дрожащая Фикхен надевает его и срочно едет во дворец, где все уже собрались в ожидании ее. Конечно, она привыкла появляться в салонах, но на этот раз ставка так велика, что она не может совладать с сильным сердцебиением. Фридрих II выходит к ней в приемную, и лицо его озаряется улыбкой при виде хрупкой девочки с изумленным взором, присевшей перед ним в реверансе. Она очень смущена, и это придает ей еще большее очарование. Обменявшись с ней несколькими фразами, Фридрих II приходит к выводу, что его расчет точен. Застолье длится очень долго. Когда все встают, брат королевы, принц Фердинанд Брауншвейгский, сообщает Софии, что она приглашена в тот же вечер на ужин за королевским столом. Она тотчас сообщает об этом матери, и та с досадой замечает: «Как странно, но я тоже приглашена к столу королевы!» Иоганна не понимает, что при сложившихся обстоятельствах, короля больше интересует ее дочь, а не она. Мамаша все еще полагает, что в конце концов голова – это она, а Фикхен всего лишь пешка. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Фикхен сидит не просто за королевским столом, но буквально рядом с самим его величеством. Сперва скованная этим августейшим соседством, Фикхен очень быстро осваивается и поддерживает беседу с тактом и живостью. Чтобы дать ей прийти в себя, Фридрих II задает ей много вопросов. «Он спрашивал меня обо всем, говорил об опере, комедии, поэзии, танцах – в общем, о тысяче вещей! Речь шла обо всем, о чем можно говорить с четырнадцатилетней девочкой… У окружающих глаза широко раскрылись при виде короля, беседующего с ребенком». С раскрасневшимися щеками, в красивом платье с чужого плеча, с бьющимся от волнения сердцем, Фикхен чувствует на себе взоры всех присутствующих. Как бы в подтверждение ее триумфа король просит ее передать тарелочку с вареньем некоему мужчине, стоящему за ней, и при этом нарочито громко говорит придворному: «Примите этот дар из рук воплощения Любви и Грации!» От этого комплимента, сказанного при всех королем Пруссии, Фикхен вне себя от радости. Она будет помнить его слово в слово и через тридцать лет. Поистине ей кажется, что она – Золушка, приехавшая из провинции прямо на ослепительный бал и покорившая все сердца, начиная с самого короля. Завтра надо будет отдавать платье. Но она уверена, что впереди, за рубежом, ее ждет еще большая роскошь.