2 августа 1892 года.
ДОПОЛНЕНИЕ
Екатерина II и мнение Европы
Я уже упоминал об отношении Екатерины к западной прессе, и старался показать, насколько императрица умела ценить ее значение, опередив в этом отношении других европейских государей и пользуясь печатью с искусством, в котором никто не мог с ней соперничать. Читатель, надеюсь, с интересом отнесется к некоторым подробностям тех результатов, которых удалось достигнуть гениальной и обаятельной покровительнице Вольтера и которые способствовали как успеху ее политики, так и ее личной славе.
Принужденный ограничиться определенными рамками, я не могу в этом кратком очерке принимать во внимание периодическую печать, в то время не имевшую притом своего теперешнего значения. Ограничиваясь в этом отношении лишь некоторыми указаниями, я обращаю главное внимание на отдельные издания и на ту литературу, составляющую нечто среднее между книгой и журналом, которую Вольтер и его сподвижники с таким успехом применяли в форме «летучих листков». Именно в литературе этого рода находило для себя надлежащее выражение умственное движение того времени.
Вполне понятно, что в Германии Екатерине было очень легко завоевать симпатии и всеобщее одобрение – даже раньше, чем они были заслужены, так как немецкому патриотизму крайне льстило уже одно то, что незначительная Ангальт-Цербстская принцесса заняла престол великого Петра, и уже в 1745 г. в стихотворении, появившемся в цербстской печати, ее величали «великой Екатериной»:
В то же время в Гамбурге другой немецкий поэт уверял, что сам Петр Великий встретил бы победоносного соперника в лице счастливого супруга этой совершеннейшей из принцесс:
Франция довольно медленно проникалась энтузиазмом к Екатерине: общественное мнение находилось под сильным воздаянием философов, которые лишь тогда открыли новую Семирамиду в монархине «туманных стран, откуда должен был воссиять свет на всю Европу», когда императрица купила в 1765 г. библиотеку Дидро. С этой минуты она уже не просто великая монархиня – она богиня! и Дора (Dorat) восклицает:
Виньетка, украшавшая послание, весьма выразительно иллюстрировала отношения, установившиеся с тех пор между литературной семьей «почтенного философа» и его благодетельницей: Дидро был изображен у своего письменного стола; преклонив колени, он стремится облобызать ноги Екатерины, представленной в виде богини; троном ей служат облака, как и подобает богине; очевидно, они должны также напоминать то облако, которое в виде золотого дождя спустилось на прекрасную Данаю.
Удача Дидро прогремела на всю Европу, и повсюду, где только были нуждающиеся поэты или философы, составители «Энциклопедии» или сотрудники «Альманаха Муз» («Almanach des Muses»), явились желающие повыгоднее пристроиться к новому Олимпу, подававшему такие заманчивые надежды.
Немецкие философы, как ближайшие соседи России, надеялись, однако, не допустить своих французских собратьев занять первенствующее положение. «Теперь наша очередь! – восклицает ученый Брейденштейн, директор школы и музыкальной консерватории в Ганау. Как истый немец, он определяет достоинства похвал и их ценность:
Италия также желала получить свою долю, и, чтобы вернее добиться цели, поэт Лодовико Лаццарони (может быть, и в действительности бывший простым лаццарони) лично отправился в Петербург для поднесения кантаты, в которой фигурирует Юпитер, колеблющийся в выборе между Венерой и Минервой, а в конце концов отдающий предпочтение Екатерине! Заключение довольно смелое!
С этих пор поступки Екатерины уже не подвергаются критике, и она может спокойно делить Польшу, без малейшего неодобрения со стороны великодушных философов и чувствительных поэтов. Счастливая соперница Венеры и Минервы становится все требовательнее относительно качества похвал, всегда желательных, нередко – щедро оплаченных, чаще же всего – подвергающихся строжайшей критике.
В 1768 году французский астроном Шапп д’Отрош (Chappe d’Auteroche) убедился в этом собственным горьким опытом. Чтобы иметь право вполне сознательно судить о России и ее монархине, этот ученый, которому его соотечественники, к сожалению, мало подражали, решился проникнуть в недра Сибири. Он вынес из своего путешествия убеждение, что «рожденная в свободной (!) стране, воспитанная среди муз», Екатерина преследовала единственную цель – применять наилучшим образом «свой гений и свои познания». Но, увы! Изучая течение небесных светил, ученый не сумел наметить на небесном своде подобающее место самой яркой звезде европейского горизонта. За это его наградили эпитетами «осла» и «безмозглого аббата», что и было доведено до его сведения. Оставалось пожалеть, что его корабль не пошел ко дну; по крайней мере он был бы лишен возможности судить о малоизвестных ему предметах, например, клеветать, что в России распространено взяточничество! Как будто он не знал, что это строго запрещено. Этот невежда не умел даже правильно определить расстояние между Петербургом и Москвой, пытаясь утверждать, что между ними два дня пути, тогда как сама императрица совершала это путешествие в 52 часа.
9
Царство и престол Екатерины прослывут идеалом для всей Европы в главах поэтов, ораторов и мудрецов… Это уже совершилось!