Надо знать характер принцессы Иоганны, весь склад жизни цербстского двора, чтобы опровергнуть эту легенду. Самое время поездки Бецкого, по последним исследованиям, не совпадает со временем беременности принцессы Иоганны, да и встреча их за границей не подтверждается никакими документами.
Ивана же Ивановича Бецкого Императрица Екатерина ценила как мудрого и полезного для России человека.
Всё это вздор, трень-брень, учёные пустяки любителей царственной «клубнички».
Ароматные южные степи, которые не могли не поразить воображения девочки, Екатерины Алексеевны, кипящая весельем жизнь малороссийских казаков, их песни, танцы, военный строй, совершенно непонятные западному человеку просторы российские перевернули душу немецкой девочки и навсегда привязали её к России.
Как докучала она в эти дни своими детскими вопросами шестнадцатилетней ученицы камер-юнкеру Захару Григорьевичу Чернышёву:
– Захар Григорьевич, а что там за этой степью, кто там живёт?..
– Донские казаки.
– Какие они?.. Похожи на здешних?.. Зачем они там живут?.. А что за ними?.. Что там дальше?..
– Азовское море.
– Ну, знаю, а за морем?..
– Крым.
– Каков оный Крым?.. Кто там живёт?.. Подвластные турецкому султану татары?..
Всё её интересовало, С нею случилось то, что бывает с людьми, когда они из комнат, из тесноты городских улиц попадают на берег моря, в степь или в горы. Развёртывающаяся перед ними даль их тянет, зовёт и манит узнать её тайны. Какой-то голос точно звенит в этой дали, и невозможно не поддаться призывному звуку этого голоса. Что за этим горным хребтом, а что за тем?.. А дальше что?.. Горы?.. Какие там страны, с какими людьми?..
Мир звал её, и этот мир была – Россия.
В эти дни странствий она поняла, что для того, чтобы ей исполнить то, к чему она призвана, ей остаётся немного – полюбить искренно, всем сердцем и всею душою своего жениха. Она старалась забыть, что жених её – урод, что развитие его точно остановилось, что он всё ещё мальчик, которого игрушки и собаки интересуют больше, чем её переживания, что он совершенно равнодушен и к степи, и к казакам, и ко всей России, развернувшейся перед ними во всей своей шири и великолепии.
Она смотрела на Великого Князя с искреннею любовью и уже правильно и без всякого акцента, а главное, от чистого сердца, говорила ему, чокаясь с ним серебряною чаркою:
– Дай Бог, чтобы скорее сделалось то, чего мы желаем!..
XV
Пятнадцатого декабря двор переезжал из Москвы в Петербург. Княгиня Цербстская, Великий Князь, Екатерина Алексеевна и Брюммер двумя санями выезжали раньше Императрицы.
Был сильный мороз. Государыня в лёгкой «адриене» и в драгоценном горностаевом до пояса палантине вышла проводить племянницу. Ямщик с трудом сдерживал застоявшихся на морозе лошадей.
Государыня заглянула в возок Великой Княжны.
– Легко, милая… Больно легко ты оделась, не по нашим декабрьским морозам… Ишь, хватает как… И за ушки и за нос… Эти платочки да шарфики – немецкие затеи ни к чему.
– У меня, Ваше Величество, ваша шуба…
– Шуба шубой, а плечи особо обогревать надо. Простудишься, золото.
Государыня перекрестила и крепко поцеловала Екатерину Алексеевну. Порывистым, прекрасным движением она скинула с себя душистую горностаевую накидку и закутала ею Великую Княжну, подняв воротник к самым ушам.
– Вот так-то лучше будет.. Пошёл, ямщик!..
Сани заскрипели по снегу, возок покачнулся и помчался по проспекту Головинского дворца. Екатерина Алексеевна высунулась из окна и долго видела, до самого поворота, как стояла Государыня в короне золотых волос, в лёгкой «адриене» на ледяном ветру и улыбалась милым, весёлым, разрумянившимся на холоду лицом. Мягкий горностаевый мех нежно щекотал и грел щёки Екатерины Алексеевны, и она, в восторженном обожании своей необыкновенной тётки, не замечала, как крупные слёзы умиления и любви текли по её юному, прелестному лицу.
В четырёхстах верстах от Москвы, в Хотиловском Яму, у Великого Князя сделался жар, и на теле появились красные оспенные пятна. Верховые поскакали с докладом к Императрице, которая обогнала великокняжеский поезд и уже была под Петербургом. Государыня повернула обратно. Под Новгородом сани Государыни встретились с возком принцессы Цербстской и Великой Княжны. Государыня вышла из саней, Екатерина Алексеевна вне себя от тревоги за жениха, всё позабыв, выскочила из возка, бросилась Императрице на шею и разрыдалась.
– Ваше Величество… Что же это?.. Разрешите мне вернуться к Великому Князю и остаться при нём сиделкой, – говорила Великая Княжна.
– Ну, милая моя, оного только и недоставало, – ворчливо-ласково сказала Государыня, прижимая к себе племянницу. – Племянник мой урод, чёрт его возьми совсем, хуже от оспы он не станет, а тебе девичье личико зря портить ни к чему.
– Я хочу умереть с ним.
– Бог не без милости… От сей болезни в его годы не умирают. Я сама за ним присмотрю и отпишу тебе, как ему полегчает.
В середине января Екатерина Алексеевна получила собственноручно Государыней написанное по-русски письмо.
«Ваше Высочество, дражайшая моя племянница, – писала Государыня, – я весьма Вашему Высочеству благодарствую за приятные ваши мне писания. На оное ответом до днесь для того умедлила, что не столько подлинно о состоянии здравия Его Высочества Великого Князя вам известие подать могла. А ныне могу вас обнадёжить, что он, к радости нашей, слава Богу, совершенно на нашей стороне. При сём, пожелая Вашему Высочеству доброго здравия, с искреннею любовью есмь Вашего Высочества благосклоннейшая тётка – Елизавета…»
В конце января Государыня с Великим Князем прибыла в Царское Село, а в первых числах февраля должна была переехать в Зимний дворец.
Давно жданный Великой Княжной и так желанный день возвращения жениха наступил. Второй день стояла оттепель. Рыхлый и бурый снег сугробами лежал по улицам. С домов ледяные сосульки свешивались, деревянные панели блистали, покрытые водою со льдом.
В Зимний дворец для встречи Государыни съехались чины свиты. Караул лейб-кампании выставил часовых. Екатерина Алексеевна с матерью ожидала Государыню в малой антикамере. Был день, свечей не зажигали, но от серой, туманной, бессолнечной, промозглой погоды было сумрачно и темно в дворцовых покоях. Печалью веяло в залах дворца.
Екатерина Алексеевна, волнуясь, прислушивалась к тому, что делалось внизу. Караул отдал честь Государыне. Глухо трещали барабаны. Рядом в зале раздались голоса. Государыня проследовала к сановникам.
Вдруг застучали быстрые шаги, двери распахнулись, и в малой антикамере появился Великий Князь, сопровождаемый Брюммером.
Он был в кирасирском колете, подколетнике и рейтузах – весь белый. Лосиный кафтан с отложным воротником, обшлагами и загнутыми треугольником полами висел на нём как на вешалке. Великий Князь вытянулся и исхудал за время болезни. На его длинном теле, узком и непропорциональном, точно была насажена громадная, распухшая после оспы красная голова со следами тёмных пятен. Он был в старомодном большом волнистом парике, делавшем его голову ещё больше. Прикрытые верхними веками глаза были как тёмные щели. Екатерина Алексеевна сделала порывистое движение навстречу Великому Князю и остановилась.
«Монстр», – мелькнула в её голове мысль, и холодными и слабыми стали ноги, точно она и в самом деле увидала чудовищное привидение.