Екатерина поискала табакерку, понюхала, чихнула.
– Предотвратит ли сие войну?
Безбородко засопел, сказал задумчиво:
– Едва ли, однако, до начала оной обеспечит нам нужную антанту[16] и второй фронт противу турок…
Екатерина посмотрела не на него, а куда-то вдаль.
– А ведомо ли вам, что денег в казне нет, хлеба мало, крестьяне токмо и ждут удачного случая, чтобы снова восстать, кругом нерадение и мздоимство, войска обучены плохо, рекрутов воруют, они разбегаются…
– Ведомо.
– И вы полагаете, что иностранные резиденты сего не знают?
– Знают…
– Какой же в вашей пропозиции[17] смысл?..
– Смысл, матушка государыня, заключается в том, что бы их в оном переубедить…
Екатерина Алексеевна задумалась, и раскосые синие глаза её загорелись.
– Удастся?
Безбородко немного поёрзал в золочёном креслице. Сидеть было неудобно… Высокий золотой воротник мешал шее, брюхо стягивали ленты, золотой ключ постукивал при каждом движении…
– Я так думаю, щё удастся, коли Григорий Александрович захочет.
Екатерина встала, подошла к секретеру, нажала на пружину, открыла крышку, вынула из ящика карту России.
– По ведомости о числе войск, в империи находящихся, надобно заранее наметить, куда мы главные свои удары направим. Противу турок или шведов? Была ли о сём консилия[18] в Совете?
Безбородко утвердительно кивнул головой:
– Була. Противу турок две армии намечены: Украинская, в ней главный начальник граф Пётр Александрович Румянцев-Задунайский, и Екатеринославская под командою светлейшего князя Потёмкина-Таврического. Противу шведов малой армией командовать будет генерал-поручик Иван Иванович Михельсон.
Екатерина отметила что-то на карте, спросила не отрываясь:
– Что с финцами?
Безбородко вздохнул – докладу не предвиделось конца.
– Делегаты ихние – барон Спренгпортен и Егергорн – клятвенно мною уверены, что буде от шведского короля отложатся и противу него восстанут, то полностью независимость получат с утверждением границ по Нейштадтскому трактату.[19]
Екатерина усмехнулась, понюхала табаку.
– Для сего помимо клятв требуются деньги, оружие, офицеры толковые из гвардейских, кои и раньше по тайным делам в употреблении были… – Она схватила перо, записала что-то себе. – Да надобно плакаты и листы печатные к финцам составить, только поумнее. Барона Спренгпортена и Егергорна вызовите и ко мне доставьте порознь. Всё сие дело должно быть в непроницаемой тайне.
Безбородко развёл руками.
– Дела коллегии иностранной столь сокровенно содержатся, что, окромя вашего величества, меня и секретаря кабинетского, Храповицкого, оных никто знать не может.
Императрица посмотрела на великого канцлера пристально, открыла ящик стола, вынула листок.
– Вы думаете? Полномочный министр наш в Париже Иван Матвеевич Симолин купил ведомость секретную из иностранного французского департамента. По оной ведомости посол французский при нашем дворе граф Сегюр имеет в канцелярии нашей Коллегии иностранных дел подкупленного им человека, коему он заплатил три года назад шестьдесят тысяч ливров да в три последующих по шести тысяч в каждый год. Далее, в отчёте секретаря австрийского посольства при нашем дворе барона Рата значится, что истрачено им за дачу сведений одному из секретарей коллегии вашей пятьсот рублей в прошлом месяце…
Великий канцлер удивился, даже открыл рот.
– Кто же сии люди?
Екатерина почесала нос кончиком пера.
– Первый записан у них под именем Скрыпа, второй под номером двадцать два. Если взять сие число за букву в латинском алфавите, то оно будет обозначать В. Впрочем, я решила открыть тех людей, чего бы мне сие ни стоило. Я же вас, Александр Андреевич, предупредить должна, что нельзя великие государственные дела вести токмо за утренним туалетом или сидя у себя на даче…
Безбородко почувствовал, что в комнате жарко.
Екатерина встала, прошлась по комнате, подошла к окну. Оно выходило на дворцовый плац. Сменялся караул. Доносились слова команды, рассыпалась барабанная дробь, отрывисто проиграла труба. Ранний закат осветил красноватыми лучами волосы императрицы, стянутые в большой пучок, сверкавшие в гребне бриллианты, фигуру, руки, лежавшие на подоконнике.
Вдруг она повернулась к канцлеру, сказала резко:
– Впрочем, это не главная опасность для империи. Известно ли вам что-нибудь, господин канцлер, о масонах?
Безбородко недовольно крякнул, – сегодня решительно был неудачный, беспокойный день. Экая, в самом деле, досада! И чего цепляется она бог весть за что?..
– Ежели вы, ваше величество, о наших масонах спрашиваете, то их у нас имеется четыре вида: аглицкие под правлением секретаря Ивана Перфильевича Елагина – друга короля польского, шведские под правлением князя Александра Борисовича Куракина – канцлера российских орденов, а потом князя Гавриила Петровича Гагарина, рейхельские под правлением барона Рейхеля, а по соединении с Иваном Перфильевичем Елагиным под его правлением и, наконец, московские розенкрейцеровские под наблюдением профессора Шварца.
– Что же у них общего?
Канцлер задумался.
– Общего то, что ставят они целью приближение человека к некоему образу совершенства. Впрочем, вхождение в ложи сии стало модным – любой дворянин либо масон, либо вольтерьянец…
Императрица злобно добавила:
– А любой масон либо жулик, либо дурак. Однако масоны бывают разные. Когда к Ивану Перфильевичу Елагину, можно сказать – первостатейному масону, якобы верующему, что все люди равны и братья, два повара-француза, служащие у него, явились и предъявили форменные масонские грамоты на вступление в его ложу, что они рыцари высоких масонских степеней, то Иван Перфильевич страшно разозлился, затопал ногами и закричал: «Пошли вон, дураки, на кухню, нашли меня равнять с собой». Или когда граф Александр Сергеевич Строганов пригласил Калиостро добывать философический камень, то я над ним посмеялась. Впрочем, Калиостро хотел женою своею светлейшего опутать – так я его выслала, но есть и такие масоны, которые токмо масонством прикрываются, а делают иное дело.
Безбородко кивнул головой:
– Известно, карьер свой строят.
Екатерина покачала головой:
– Я не о них. Речь идёт о московских мартинистах. Люди сии – фанатики – ставят целью своей через приобщение подлого народа к наукам и просвещению низвергнуть строй государственный. Сообщество это охватило в Москве всех, начиная с главнокомандующего графа Захара Чернышёва, правителя его канцелярии Семёна Гамалеи, его адъютантов Тургенева и Ртищева и кончая Татищевым, Лопухиным, Трубецкими, Черкасскими, Херасковым, Вяземским и многими другими. Распространяя во множестве книги, открывая типографии, всякого рода семинарии для молодых людей, издавая газеты и журналы, участники сего комплота[20] хотят подготовить мнение общества ко главному – освобождению крестьян от крепостной зависимости.
Безбородко покачал головой:
– Извините, ваше величество, но по слабости ума моего всё слышанное для меня крайне сумнительно. Мыслимо ли, чтобы дворяне лучших родов пошли на такое дело и при попустительстве главнокомандующего. Но если и сие откинуть, то где взять средства для столь огромных предприятий и где найти сему руководителя?
19
Русско-шведская война 1700–1721 гг. (Северная война) закончилась подписанием Ништадтского мирного договора (трактата) 30 августа (10 сентября) 1721 г., по которому к России отошли Лифляндия, Эстляндия, Ингерманландия, часть Карелии и Моонзундские острова.