Принц, сглотнув, заговорил дрожащим голосом, выдавливая из себя слова:
— Второе, июльское Роченсальмское сражение, имело место там же, что и первое. Шведы паки укрылись на рейде, на сей раз, они значительно усилили оборону, в частности, разместили на островах батареи и поставили на якоря гребной галерный флот.
Екатерина знала в подробностях о последнем сражении, но желала выслушать версию виновника поражения. Кивая, она испросила:
— Паки командовал брат короля?
— Нет. Сам король Густав. Под ним было почти двести кораблей, из них около тридцати крупных.
— Весьма много. А у нас?
— У меня было сто пятьдесят кораблей, из них крупных — тридцать один. В отличие от Первого сражения, мы решили прорываться на рейд с одной стороны пролива. Я подошел к Роченсальму в два часа ночи, и, не проведя разведки, в девять утра начал бой. Боевые действия длились до одиннадцати часов вечера.
— Это что же? Сражение длилось тринадцать часов?
— Четырнадцать. Наш флот так и не смог прорваться на рейд и нанести сколь-нибудь значительный ущерб шведскому флоту, поелику шведы, воспользовавшись сильным ветром, умело маневрировали и смешали строй русских галер, фрегатов и шебек.
— Каковые же были наши потери?
— Всего в том бою погибло пятьдесят наших кораблей, многие из которых были выброшены на камни или подожжены своими командами.
Голос принца дрогнул, он замолчал. Молчала и Екатерина. Удрученная, она не могла смотреть на принца. Нассау более не мог говорить. Кофе его остыло, он к нему не притронулся. Взглянув на него, Екатерина нашла, что еще минута, и он заплачет. Поелику, она заторопилась попрощаться с ним, с тем, чтобы встретиться еще раз на следующей неделе. Но и она, и он заведомо понимали, что второй встречи не будет.
— Как продвигаются дела с шведскими представителями, — строго испросила государыня Екатерина Алексеевна, вошедшего вице-президента Адмиралтейства графа Ивана Григорьевича Чернышева. Постаревший, граф, выглядел, несмотря на плохие вести о последних морских сражениях, весьма холеным и даже сиятельным в своем белом красивом морском мундире. Стоящий за креслом императрицы, Платон Зубов, в аксельбантах, усыпанных бриллиантами и лентой Андрея Первозванного через плечо, сузив глаза, зорко следил за происходящим. Тяжелый взгяд его красивых темных глаз, как будто сверлил графа. Тут же за столом сидел советник императрицы, граф Александр Безбородко.
Со вздохом императрица взялась за бумагу с вензелем шведского короля.
— Как чувствуют себя шведы, Иван Григорьевич? — обратилась она к морскому министру. Как дышится толстяку Гу?
Чернышев, выпятив грудь, отрапортовал:
— Жив он, государыня, наши ядра, к вящему нашему сожалению, не достали его в предыдущем сражении. Видать, Бог сберег его. — Чернышев передал государыне пакет. — Здесь вот, Ваше Величество, подписанный пакет договора с шведами. Все земли остаются в прежних границах Tribus verbis — Status Quo ante bellum, хотя можно было нам затребовать кое-что от них. Однако, они, зная, что все наши силы на турецком фронте, настаивали на своем.
Не успел Чернышев закончить, послышался недовольный и даже издевательский голос фаворита государыни:
— Status Quo ante bellum! Плохо работают наши дипломаты, вот ни на чем и не могут настоять. И вообще позор русскому флоту после Рочесальмского сражения! Куда смотрело министерство? Кому позволено так бездарно воевать?
Екатерина Алексеевна ласково-укоризненно посмотрела на своего фаворита:
— Есть ли вы, Платон Александрович, имеете в виду принца Нассау, то он прислал мне все свои награды назад и просит увольнения со службы, несмотря на то, что я ему простила оное поражения, учитывая его прежние многочисленные победы.
— Сие поражение, государыня-матушка, стоит поболее его семи побед, — хмуро заметил Платон Александрович. Таких потерь Россия не помнила…
Екатерина возразила:
— Платон Александрович, мы все плохо работаем. Включая меня. Одна надежда на Александра Васильевича Суворова, да на Светлейшего князя Потемкина. А, по готовящемуся договору со шведами, мы, слава Богу, ничего не потеряем.
— А как же разрешение им ежегодные беспошлинные закупки хлеба, зерна, муки? — неуступчиво возразил Зубов.
— Всего лишь на пятьдесят тысяч рублев, Ваше Сиятельство Платон Александрович, — обращаясь к нему, мягко заметил граф Чернышев.
— И на двести тысяч рублев пеньки, — парировал, сверкнув взглядом, Зубов.
— Зато, Платон Александрович, — паки мягко напомнил министр Адмиралтейства, — подтверждена незыблемость постановлений Ништадского и Абоского мирных договоров. Теперь у нас вечный с ними мир.