Рецепция трудов французских философов была лишь одним из факторов, повлиявших на формирование известного представления об императрице как о воспитаннице французских просветителей, и до сих пор этот образ едва ли подвергался пересмотру. Для суждения или – тем более – осуждения с точки зрения националистической намного важнее был тот факт, что Екатерина говорила и писала в основном по-французски. Самые главные ее произведения, как и ее важнейшая корреспонденция, были написаны по-французски, однако изучение особенностей ее языка и феномена ее многоязычия сегодня только начинается. Поскольку из всей литературы она также предпочитала главным образом французскую, исследователи долгое время недооценивали влияние других культур. В переводе на французский язык Екатерина читала Тацита и Плутарха, Чезаре Беккариа и Уильяма Блэкстоуна, в оригинале по-французски – труды прусского короля Фридриха II и немецких политических писателей – барона Якоба Фридриха фон Бильфельда и Фририха Генриха Штрубе де Пирмонта.
После 1871 года лишь немногие историки и писатели кайзеровской Германии сумели принять эти факты интеллектуально-политической биографии Екатерины и воздержаться от злобных националистических комментариев, и среди них – Карл Хиллебранд, служивший личным секретарем Генриха Гейне в 1849–1850 годах, во время парижского изгнания поэта[103], а поколение спустя – и Отто Хётцш. Правда, для последнего – консерватора-реформиста, называвшего Екатерину «российской императрицей с немецкой кровью и французской культурой», – национальные категории все же имели значение[104]. Тем не менее в его оценке – положительной, за исключением некоторых критических оговорок, – преобладают универсальные категории: «Во всемирно-историческом процессе “европеизации” России, начатом в полной мере Петром I, ее 34-летнее правление стало вторым решающим этапом». И еще: «Будучи европейским человеком по происхождению и образованию, [она была] всецело связана с великим интеллектуальным движением своего времени»[105].
Написанная перед началом Первой мировой войны, работа Хётцша была опубликована лишь в составе обзорного труда на английском языке, поскольку на тот момент в Германии духу времени больше соответствовали другие высказывания, например мнение его учителя Теодора Шиманна, первого профессора, возглавившего кафедру истории Восточной Европы в Берлине. В 1904 году, в год выхода его Истории России в правление Николая I, Шиманн мог быть вполне уверен, что те же самые эпитеты, которые столетием раньше служили писателям Просвещения для прославления императрицы, в империи кайзера Вильгельма II объединятся и сольются в общий политический и моральный приговор. Разумеется, ни о какой патриотической гордости за ее немецкое происхождение не могло быть и речи: напротив, историк находил достаточно предосудительным уже то, что когда-то в общем гимне «всего литературного мира тогдашней Франции», восхвалявшем Екатерину, слышались голоса немцев. По его мнению, несмотря на приложенные старания, ей так и не удалось стать русской. Напротив, она была – и с его точки зрения это являлось еще более серьезным прегрешением – «француженкой по мышлению и образованию […] с оттенком космополитизма, индифферентной в религиозном отношении, а в политическом руководствовавшейся самым беспощадным государственным эгоизмом, без малейшего намека на деликатность, озабоченной лишь сохранением видимости, фальшивого приличия того величавого жеста, что она умела исполнять в совершенстве»[106].
С сегодняшней точки зрения тот факт, что единственное произведение, посвященное «немецкому» в императрице, было шовинистическим памфлетом времен Первой мировой войны, не лишен иронии: в 1916 году Вильгельм Рат, автор заслуженно забытой в наши дни биографии Екатерины, опубликовал в приложении к ней статью под заголовком Немецкая царица. В том же году она вышла под другим названием в декабрьском номере ежемесячного журнала Konservative Monatsschrift[107]. В своей публикации, выдержанной скорее в националистическом, чем консервативном ключе, Рат утверждал, что Екатерина перенесла на российский престол дух Фридриха. Эти размышления лишь на первый взгляд были составной частью патриотического дискурса рубежа XVIII–XIX веков. Рат вовсе не был сторонником прогресса просвещения и гуманизма: «Это был триумф немецкого духа и прусской идеи, пусть даже и не во благо Германии»[108]. Если Шиманн утверждал, что императрице не удалось обрусеть, то Рат, ловко жонглируя интерпретациями, сетовал на то, «что немцы способны отлично адаптироваться в чужой стране»: «Екатерина была немкой, потому она и смогла обрусеть настолько основательно»[109]. Менее чем 20 годами позднее было уже недостаточно просто привести в согласие «прусскую идею» и «немецкий дух», то есть предоставить прусскому королю почетное место в историографии национал-социализма лишь за его заслуги перед историей. Более востребованным оказалось исследование «расового происхождения 4096 предков Фридриха Великого»[110].
104
105
106
107
110
См.: