Еще раз подтвердив, что заседание объявлено тайным и что каждый, кто не согласится с его решением, будет убит на месте, самочинный председатель предложил собранию немедленно произвести аресты всех власть имущих, не исключая полковых командиров и штаба бригады, а затем занять караулами вокзал, почту и телеграф.
Инженер Бабыкин, оказавшийся здесь, сказал, что к вокзалу нужно подходить с большой осторожностью, ибо может случиться катастрофа.
Кенигсон попросил слова и начал указывать на полную бесполезность неорганизованных выступлений.
В ответ на это председатель предложил лишить слова всех присутствующих представителей буржуазной думы как жалких трусов.
Все возмутилось во мне от этого наглого предложения. Сердце болезненно сжалось, голова начала кружиться, я был близок к обмороку. Помню только бледное, грустное лицо Давыдова, очевидно, тоже близкого к обморочному состоянию.
Я сорвался с места и бешено накинулся на председателя:
– Мы – трусы? Нет, трусы и позорные трусы, – вы! Вам надо всех арестовать, ибо вы боитесь за собственную шкуру, за темное прошлое, видя во всех и везде контрреволюцию. Да какой вы председатель, кто вас выбрал, как смеете вы объявлять заседание тайным и выносить резолюцию о лишении нас слова? Я заявляю, что не признаю вас председателем и не желаю оставаться в этом заседании, а потому выхожу немедленно, – и с этими словами двинулся к выходу.
Стоявший рядом Питерский шепнул мне: «Смотрите, офицерам не приказано никого выпускать отсюда живыми». Но я шел прямо на офицерские шеренги, которые расступились предо мной и шедшими вслед за мной гласными. И никто из офицеров не только не замахнулся шашкой, но и не проявил ни малейшего намерения к нашему задержанию.
Совершенно не сговариваясь, мы очутились в клубе.
Отлично помню, как, войдя в зал клуба, я был поражен присутствием массы клубной публики, спокойно игравшей в лото.
Знакомая картина… Какой нелепой представилась она мне в этот момент! Как, думалось мне, в России революция, только что я был в опасности, меня могли убить, да и не одного меня… Нет сомнения, что в эту ночь будут произведены аресты как нас, выбранных в Комитет гласных, так и всей администрации и полковых командиров. Возможно, эти аресты не пройдут вполне благополучно и не обойдутся без человеческой крови. А публика мирно играет в дурацкую игру. Нет, от этой публики не жди поддержки, не жди спасения, в ней наша гибель. И злое чувство закралось в мою взволнованную душу. О, как хотелось взять хлыст и перебить всю эту ожиревшую, глупую и развращенную публику! Ничего, пусть играют, доберутся революционеры и до их толстой шкуры. И поделом, злорадствовал я.
Мои мысли были прерваны подошедшими ко мне Чистосердовым и Кролем.
– Необходимо сейчас же приняться за рассылку повесток представителям всех организаций с просьбой завтра к вечеру прислать в Думу делегатов на организационное собрание Комитета общественной безопасности. Впрочем, об этом поговорим отдельно. Идемте в библиотеку, там, вопреки обычаям клуба, нам накрыт ужин. Необходимо прочно и основательно сговориться.
Я пошел в библиотеку, где застал за столом всех думцев, приехавших с тайного собрания в театр.
Нельзя сказать, чтобы настроение было веселое.
Кажется, Кенигсон заговорил первым.
– Нет сомнения, господа, что компания, от которой мы уехали, сегодня ночью начнет производить намеченные аресты. Конечно, дабы гарантировать себе личную безопасность, этим господам придется, прежде всего, арестовать не согласных с ними.
– Да, – сказал всегда молчаливый Соколов, – а уж вас, Владимир Петрович, первого схватят. Ну и отделали вы их! Только не советую я вам в будущем выступать с такими речами. Я все думал, что вас хватит кондрашка. Сперва вы сделались бледнее полотна, а когда вскочили, были красным, как кумач.
– Что же делать? – спрашивали все. – Нужно ли предупредить командиров полков о грозящей опасности?
– Пожалуй, это будет истолковано как донос.
– Совершенно верно, – подтвердил Давыдов. – Если мы их предупредим, то все равно от ареста не спасем, поскольку против них идет офицерство. А вот себя в корне дискредитируем…
– Молчать и ждать спокойно событий?..
На этом и порешили. Так велики и сильны были традиционные понятия о рыцарской чести, проводимые в общество дворянством. И как надсмеялись потом над этим благородством переоценившие все ценности коммунисты…
К нашей компании присоединился Л.А. Кроль и начал развивать мысль, уже переданную мне, о необходимости сконструировать заново Комитет общественной безопасности путем приглашения как можно большего числа представителей всевозможных организаций и тогда уже приступить к выборам, а эти аннулировать. По всему было видно, что он хочет взять вожжи революции в свои руки и попасть в председатели Комитета. Каждый из нас с большим удовольствием переуступил бы право своего избрания, и мысль Кроля по существу была правильная. Этим способом можно было, хотя бы на время, приблизить к управлению более или менее умеренные элементы, откинув большинство крайне левых. И предложение его было принято единогласно. Все мы тотчас после ужина принялись за составление списка организаций и редактирование повесток.